— Сейчас я позову извозчика и отвезу вас домой, — соображаю я. — Или, хотите, поедем к нам?

— Никуда я не поеду. Мы пойдем с тобой в аптеку, там мне заклеют лоб пластырем, и мы пойдем по остальным адресам нашего списка.

— Там всего два адреса осталось. Успеем завтра утром…

— Нет, после аптеки обойдем всех, кто остался. Непременно сегодня!

В аптеке Вере Матвеевне смазали ранку йодом, заклеили пластырем и сказали:

— Ваше счастье — только ссадина. Чуть пониже — и остались бы вы без глаза!

На это Вера Матвеевна сказала беззаботно:

— А на кой он мне, тот глаз? Он же все равно не видит…

Уже выйдя со мной из аптеки на улицу, она говорит:

— Обрати внимание: сколько людей сегодня сказало мне, что я счастливая!

Мы обошли все оставшиеся адреса. Их оказалось не два, а четыре.

Я не соврала, когда сказала «два», — последние адреса были написаны на обороте списка.

Когда мы наконец возвращаемся домой — уже в сумерки, — Вера Матвеевна ступает тяжело, с утомлением. Теперь она все время шепчет про себя:

— Луку зеленого на рубль. Чтоб на всех. Еще — редиски. Непременно. Мясо. Белых булок…

Я слушаю ее шепот и леденею от ужаса. Неужели Вера Матвеевна сошла с ума?

Она чувствует мой страх — она же все видит, словно зрячая! — и успокаивает меня:

— Не обращай на меня внимания. Когда я хочу запомнить что-нибудь крепко-крепко, я несколько раз говорю это себе шепотом. Это у меня все равно как если б я занесла в записную книжку.

На нашей лестнице мы встречаем спускающегося Матвея. Он был у нас и уже уходит.

— Ну? — спрашивает у него Вера Матвеевна. — Как?

— Чудно! — отвечает Матвей. — Семьдесят пять рублей!

А у вас как?

Вера Матвеевна расцветает:

— И у нас восемьдесят! Живем, сыну?

— И как еще живем, Вера Матвеевна!

— Только, Матвей, имей в виду: рублей десять — двенадцать надо отдать на тюремный Красный Крест. В Антокольской тюрьме сейчас много политических сидит! И есть как раз возможность сделать передачи… Луку надо, сам знаешь. Теперь уже есть зеленый. Редиску или редьку. Котлет нажарим. Булок белых, французских…

— Все, что вы скажете, Вера Матвеевна!

Уже в постели, засыпая, соображаю:

«Это Вера Матвеевна говорила про передачу политическим заключенным. Ведь в тюрьме живут голодно. И нужен лук, мясо, а не то начнется цинга… Помощь политическим заключенным — это делается потихоньку от полиции. Этим ведает все та же Вера Матвеевна».

Потом — уже в предсонном тумане — возникает мысль о завтрашнем докладе Александра Степановича. Интересно!

Потом — хлоп! — словно заперли дверь, — и сон…

Глава третья. ЗАЧЕМ И ОТЧЕГО КРЕЙСЕР «СФАКС» ПЛЫВЕТ К ЧЕРТОВУ ОСТРОВУ

— Не ждите от меня, — так начал свой доклад Александр Степанович, — повторения того, что писали о деле Дрейфуса газеты пять лет назад. С тех пор многое неизвестное стало известным. Многое тайное стало явным, иное темное прояснилось.

Конечно, мне придется напомнить вам также и некоторые основные узлы дела Дрейфуса. Но я расскажу вам то, что за год пребывания во Франции мне удалось узнать от моих друзей — журналистов и общественных деятелей.

Весной 1894 года военный министр Франции генерал Мерсье сделал в палате депутатов доклад «О состоянии армии и флота».

Мерсье нарисовал радужную картину — все великолепно, безупречно! Армия и флот в образцовом состоянии!

Докладу военного министра Мерсье бурно аплодировали все депутаты, кроме социалистов: социалисты ему не поверили.