Только один снаряд чуть не поразил врага. Он взорвался в трех метрах перед «Мисс Горбуньей», подняв огромный столб пламени и желтой земли, оставив глубокую круглую воронку диаметром в один метр двадцать сантиметров, в которую и влетел на всей скорости броневик.

В этот момент голова раса с широко открытыми глазами и ртом торчала из башни, и потому и в рот и в глаза набился песок, поднятый взрывной волной. Его воинственные крики резко оборвались, поскольку он старался отдышаться и неистово тер слезившиеся глаза.

Столб пламени и песка ослепил и Гарета, и он, ничего не видя, заехал в воронку. Взрывной волной его швырнуло на руль, он стукнулся об него грудью, воздух вышел из его легких, он рухнул на пол.

Оставшись без управления, «Мисс Горбунья» легко подскочила и вылетела из воронки, над нею клубами вился дым от взрыва и песок. Передние колеса ее заклинило от последнего прыжка, но мотор еще работал в полную силу, и поэтому она, как зверь на арене цирка, давала бесконечные круги, все больше и больше, забирая вправо.

Кое-как отдышавшись, Гарет с трудом взобрался на свое сиденье и обнаружил, что рулевой колонки больше не существует, а педаль газа заклинило. Показавшимися ему очень долгими секунды он сидел, ничего не предпринимая, только тряс головой, чтобы прочистить мозги, и старался восстановить дыхание, но безуспешно, потому что броневик был полон дыма и пыли.

Следующий снаряд, взорвавшийся где-то неподалеку, вывел его из оцепенения, он поднялся, откинул свой люк и высунул голову. Ему показалось, что три батареи итальянской полевой артиллерии ведут огонь по нему прямой наводкой.

— Бог ты мой! — едва прохрипел он, и в ту же секунду еще один бризантный снаряд взорвался возле броневика, продолжавшего двигаться кругами. У Гарета снова помутилось в глазах, от ударной волны клацнули зубы. — Пора домой, — сказал он, выбираясь из узкого люка. Если бы он вылез на броню автомобиля одним мгновением позже, его ноги были бы раздроблены.

Не более чем в двух километрах от него майор Кастелани боролся с паникой, которую граф вселил в артиллеристов. Они заряжали и стреляли с такой единодушной страстью, что все тонкости артиллерийского искусства были начисто позабыты. Заряжающие и не думали о цели, они просто дергали вытяжной шнур, как только орудие было заряжено.

Крики Кастелани не производили ровно никакого впечатления на полу оглохших и почти обезумевших солдат. Последний призыв графа к смерти совсем вывел их из равновесия, и в мозгах у них помутилось.

Кастелани оттолкнул одного наводчика и с большим усилием разжал его руку, мертвой хваткой вцепившуюся в шнур. Горько проклиная доставшийся ему человеческий материал, он сам занялся наводкой. Он поворачивал и опускал толстый ствол до тех пор, пока в великолепной призме прицела крошечное насекомое не превратилось в большой броневик. Он описывал невероятные круги, значит, управление было потеряно, и Кастелани, уловив ритм, резким и коротким движением дернул шнур;

Восьмикилограммовый конической формы стальной снаряд практически горизонтально полетел над равниной.

Он был нацелен немного низко и потому прошел в нескольких сантиметрах под радиатором между передними колесами и ударился о землю прямо под сиденьем водителя.

Вся мощь взрыва, отразившись от земли, была направлена в незащищенное броней днище броневика. Она вырвала мотор, пробила днище, колеса распластались, как крылышки жареного цыпленка.

Если бы ноги Гарета Суэйлза в этот момент находились на полу, он получил бы смертельное и типичное для танкиста ранение — ниже колен кости были бы раздроблены.