Так было ещё совсем недавно. А потом что-то начало незаметно меняться. Ветер затихал на сутки, на двое. Я тогда был маленьким, но помню эти разговоры про розу ветров. Что это затишье противоречит всем правилам климатической науки; и что ветер рано или поздно вернётся, потому что этого всего просто не может быть.

Да, все знают, что ветер вернётся. Но пока он почему-то не возвращается.

Ядовитые пары от болот встали над городом. Дороги покрылись какой-то слизью, которая не отмывается от обуви. Кто-то торопился уехать отсюда; а кто-то покупал респираторы и надеялся на будущее.

А потом воздух замер над нашими болотами окончательно; три года назад в школах и во всех домах ввели обязательное кварцевание, а на улицу теперь можно выходить только в респираторе. И необходимо вовремя его менять.

Если соблюдать все правила предосторожности — у нас всё в порядке, жить можно, и очень даже неплохо можно жить.

Но мельница встала намертво уже много лет назад. Кажется, в первом классе я ещё видел, как лопасти кружатся. А сейчас мельница выглядит как раненый великан. Даже и не раненый, а мёртвый — парусина на лопастях висит клочьями, окна побиты. Идти туда нужно через болото; через него настелены мостки — в начале пути они ещё выглядят прилично, а потом — кто знает?

У Лийки непромокаемые сапоги, но они короткие. У Вадика повыше, поэтому он идёт впереди. Я вспоминаю про белые кроссовки у меня в рюкзаке. Ну-ну, дождёшься тут для них погоды.

Но подмёрзшее болото хорошо держит доски, и мы добираемся до холма за полчаса безо всяких приключений. Где-то на кочках редкие клочки жёлтой травы, на пнях — небольшие сугробы, всё будто слегка подсвечено фиолетовым. Болото дышит, воздух густой, кажется, его можно взять в руки. Хочется походить там, в этом лесу, — но с мостков сходить нельзя, болота обманчивы.

А Вадим уже ступает на твёрдую почву, подаёт руку Лийке — она в своём раскрашенном респираторе сама выглядит как Наруто или кто-то такой вроде него. А я, конечно, в последний момент поскальзываюсь — нога слетает с мостков, и я разбиваю подошвой ледяную лужицу. Лийка-Наруто успевает подхватить меня, как настоящий супергерой, — и я даже остаюсь с сухими ногами; но потревоженное болото обиженно пыхтит, выпускает облачко тумана. Или нам это только кажется?

Мы забираемся на холм, я и сам начинаю пыхтеть, потеет лицо. Но надо терпеть. Вытереть можно будет только дома.

Слышу только своё дыхание и шаги — жухлая трава шуршит, иногда под ногами ломаются тонкие льдинки. Но мы уже пришли! Мельница!

…Вблизи она кажется ещё больше. И правда — никого тут нет, никто её не охраняет. Нижнее окошко забито фанерой; Лийка аккуратно вытирает грязные сапоги о траву у входа, и мы повторяем за ней. Потом она включает фонарик в телефоне — и мы заходим внутрь.

Деревянный пол поскрипывает, свет фонарика выхватывает толстый деревянный столб посередине. Я сразу же стукаюсь о какой-то угол; лавки, огромный ящик… наверное, это ларь для муки. Лестница! Перила проломлены, но ступеньки, кажется, целы.

— Осторожно!

Но какое там осторожно, Вадик уже лезет наверх.

— Ого, жёрнов! — кричит сверху Вадик, и мы с Лийкой догоняем его. Жёрнов оказывается огромным круглым камнем с дырой посередине. Через эту дыру проходит всё тот же столб — он прошивает мельницу насквозь, снизу вверх. Лийка выключает фонарик — не нужен, света всё больше, он идёт и сверху, и через щели в стенах. Трогаем жёрнов — шершавый, потом Вадик дотягивается до столба — видимо, цельного ствола большого дерева.

— Это, значит, главная ось.

— Хочешь сказать, она вращалась?

Не верится, что этот огромный ствол может быть подвижным.