Муж неожиданно вернулся домой и застал жену и любовника спящими в постели. Будить он их не стал, а прикрыв за собой дверь, вышел на улицу и принялся деловито снаряжать жаканами два ствола своего любимого ружья «Белка». Третий ствол опытный промысловик зарядил мелкокалиберной пулькой. Охотником он был неплохим, имел на своем счету немало медведей и изюбрей, а белке за сто шагов попадал точно в глаз. Удивительно ли, что и в этой сложной ситуации охотник не оплошал? Два жакана оставили без руководства потребкооперацию, мелкокалиберная пулька, пусть и не с расстояния в сто шагов, попала куда следует, и привела Нину Васильевну в Рай, ибо в Чистилище учли, что выходила она замуж без любви и пострадала, соответственно, из-за отсутствия оной.

— И вот я чего подумала, Владимир Алексеевич, — сказала Нина Васильевна, залпом выпивая еще рюмку коньяка и увлажнившимися лукавыми глазами поглядывая на поэта. — Читала я ваши стихи… Хорошие они у вас, жалостливые такие, и чувства в них большие имеются. Написали бы вы обо мне?

Предложение застало Лютикова врасплох. Он как раз лихорадочно вспоминал уроки своего друга Антона Дара и прикидывал, как бы ему поестественней подойти и уронить ладонь на грудь роковой женщины. Чтобы это выглядело не слишком навязчиво, так сказать, словно бы случайно… Что будет потом, Лютиков не загадывал — боялся.

— Я подумаю… гм-м… подумаю, — пообещал Лютиков, отводя взгляд в сторону.

— Я понимаю, — сказала Нина Васильевна, — за так сейчас и птичка не чирикает. А уж чтобы такой человек, как вы, писать обо мне стали… Я ведь хочу как лучше, Володя, а чтобы вас вдохновение не отпускало, я готова предоставить вам свое роскошное тело, это последнее и самое дорогое, что я имею.

Сказав эти слова, Нина Васильевна подошла к тахте Лютикова и привычно приняла на ней соблазнительную позу. Только вот поза эта оказала на Владимира Алексеевича совершенно противоположное воздействие. Слишком деликатного душевного сложения он был, чтобы ему вот так предлагали свое тело, словно это и не тело вовсе было, а какой-то залежалый магазинный товар, вроде яблочного повидла или черствых пряников.

Желание у Лютикова тут же пропало.

— Я подумаю, — снова пообещал он. — Ну, спасибо, Нина Васильевна за ваш рассказ. Не влиться ли нам сейчас в ликующую толпу гуляющих?

Нина Васильевна села и обеими руками поправила волосы.

— Вы отказываетесь? — трагическим шепотом спросила она. — Я правильно вас поняла? Вы от меня отказываетесь?

— Понимаете, — залепетал Лютиков, — как вам это сказать… Не в форме я сегодня. Поэты ведь такой народ, Ниночка, им обязательно особый душевный настрой подавай. Извините…

Хлесткая пощечина обожгла его щеку.

— Ты еще пожалеешь об этом, — пообещала Нина Васильевна. — Ты еще на коленях меня будешь умолять! Импотент!

И она, театрально зарыдав, выскочила из комнаты.

Плач ее постепенно удалялся.

Лютиков сел в кресло, потирая щеку. Впервые женщина открылась ему совершенно с незнакомой стороны. И надо же было такому случиться после его кончины!

Он еще сидел и переживал происходящее, когда прилетела муза.