Она в полной тишине осушила бокал до дна, повернула голову и посмотрела на Артура. Тот поднялся и быстро пошел со двора.

Михаил закрыл ворота за уехавшими сестрой и Натальей, вернулся к столу, налил полный стакан морса, выпил, вытер губы ладонью, раздраженно спросил:

— Кто тебя за язык дергал?

— А что я не так сказала? — ответила Антонина, тяжело глядя на него.

— Все не так. Люди зачем приехали?

— Тебе лучше знать.

— Вот и не лезь в разговор, когда не соображаешь.

— Хочешь поссориться?

— Хочу, чтоб имела такт, понимание, уважение. Мои родственники, не твои.

— А я твоя жена. И не хочу потом за тебя расхлебывать. Девка должна соображать, на кого вешаться.

— Почему раньше не сказала про этого прохиндея? Про уголовника чертова?

Антонина поднялась, принялась не спеша собирать грязную посуду.

— Во-первых, он не прохиндей и не уголовник. Судьба так вывернулась. Отсидел какой-то год, должен сделать вывод. А во-вторых, для него тоже полезный такой разговор. Пусть не думает, что все легко, с тарелочки. За свои поступки нужно уметь отвечать.

Михаил подошел к ней, попытался сзади обнять.

— Ну могла то же самое сказать другими… вот такими словами? По-людски, по-человечески. И Наташка не ревела бы как корова. Они ж понравились друг дружке.

Антонина освободилась от рук мужа.

— Что ты от меня хочешь?

— Чтоб помирились. Уладилось чтоб. Позвони сестре, поговори с племянницей. И с Артуром нужно побеседовать. Он не глупый, поймет.

— Чтоб с Артуром побеседовать, нужно сначала его найти.

— Думаешь, сбег? Обиделся и сбег? — спросил Михаил.

— Я на его месте поступила так бы.

— Ну и дурень. Это не по-мужски — обижаться на глупость. — Савостин взял свой мобильник, прошелся по вызовом. — А мы сейчас его наберем. Наберем и пригласим для беседы. Только будь с ним поаккуратней. Народ после тюрьмы всегда нервный бывает. — Он послушал гудки, развел руками. — Не отвечает. Видать, и правда обиделся, гаденыш.

Выпивали, как говорится, по-черному. На круглом столе лежала в тарелках нарезанная колбаса и сыр, на большом блюде горкой были навалены огурцы и помидоры, хлеб слегка уже подсох и был похож на подметки. Из выпивки две бутылки полностью уже оприходовались, третья только была откупорена.

Нинка была пьяная почти в хлам. С трудом придерживала кулачком падающую голову, наблюдала, как наливал себе водку Артур.

Он был почти трезвый — то ли из-за нервов его не брало, то ли голова находилось совсем в другом месте.

Глянул на экран зазвонившего мобильника, выключил.

— Кто? — поинтересовалась Нинка. — Старые знакомые или давняя родня?

— Не разобрал.

— Со мной такое бывает. — Она хохотнула, взяла свою рюмку, дотянулась до рюмки Артура. — Слышь… А паспорт там… или другие документы? С этим у нас как, в порядке?

— Не знаю, как у вас, а у нас в порядке. Паспорт, как и совесть, всегда при мне, — с ехидной злостью ответил Артур.

— Вау… У тебя, дружок, есть совесть?

— В отличие от некоторых.

— Извините, уважаемый, это намек?

— Стараюсь без намеков.