Старохамский (Диванову). А мы что?

Диванов. Честное слово. Я вас не понимаю. Пусть человек поест как следует. Поест и, может быть, подобреет.

Берлага. Я не слышу застольных песен. Где мой придворный певец? Даешь песню народностей из индийской жизни!

Тихон Маркович. Господа! Его нужно ублажить.

Старохамский (Диванову). Пойте скорей, не то, сами знаете… Силы их удесятеряются.

Диванов (запевает колеблющимся голосом). «Не счесть алмазов в каменных пещерах, не счесть жемчужин в мире полуденном, далекой Индии чуде-е-ес!» (Замолкает.)

Берлага (ворчливо). Дальше. Про птицу.

Тихон Маркович (суфлирует). Есть там птица…

Диванов (поет). «Есть там пти-и-ица…»

Берлага (капризно). Так что же, есть там, наконец, птица или нету?

Старохамский (поспешно). Есть, есть, ваше величество, не извольте беспокоиться.

Берлага. Ф-фу, наелся. Отставить пение. Где моя любимая баядера? (Пауза.) Ну, где баядера?

Старохамский, Диванов (вместе, выталкивая вперед Тихона Марковича). Вот, вот баядера! Идите, идите!

Тихон Маркович. Ей-богу, я не умею.

Старохамский. А силы вы забыли? Ведь удесятеряются. Ну, что-нибудь. Танец с зонтиком. Из «Красного мака».

Тихон Маркович, перебирая толстыми ножками, выбегает на середину сцены.

Берлага. Отнесите меня на ложе, инкрустированное перламутровыми пуговицами.

Старохамский и Диванов бережно переносят Берлагу на кровать. Старохамский овевает его носовым платком, Тихон Маркович исполняет неясный, но темпераментный танец. В конце танца он падает к ногам Берлаги и с внезапным удивлением заглядывает ему в лицо.

Тихон Маркович. Берлага!

Берлага. Что? (Опомнившись.) Что ты сказал, раб?

Тихон Маркович. Позвольте, позвольте, вы не сын Фомы Берлаги?

Берлага. Сын. То есть я вице-король Индии.

Тихон Маркович. Посмотрите на меня хорошенько. Неужели вы меня не узнаете? Я Тихон Маркович Мармеламедов, бывший компаньон вашего отца. У нас же был торговый дом «Мармеламедов, Берлага и сын». И вы были сын. Но вы тогда были маленький.

Входит шурин с передачей.

Шурин. Здесь помещается больной Берлага? А, здравствуй, как ты себя чувствуешь?

Берлага. Отлично.

Шурин. Тем лучше. Произошло ужасное несчастье. Почему-то в учреждении циркулирует слух, что ты симулируешь. Это тем более странно, что я никому, ей-богу, ни одной живой душе, кроме Подвысоцкого, Бомзе, Сахаркова, Борисохлебского и Пабирухина, не говорил ни слова. И теперь комиссия по чистке прислала сюда, в больницу, бумагу с просьбой проверить. Сейчас тебя будут испытывать разными новейшими аппаратами.

Берлага. Какими угодно. Лишь бы не аппаратом РКИ.

Шурин (грустно). Я не хотел тебя сразу пугать, но, понимаешь, Берлага, там, кажется, даже наверное, будет представитель РКИ.

Берлага. Ой-о-о-ой! Какое время! Какое ужасное время! Так бы и дал самому себе по морде. (Бьет себя по щекам.)

Шурин (бодро). Я исполняю свой долг как гражданин и шурин, я тебя предупредил. А теперь я пошел. Оставляю тебе передачу. Пока. (Уходит.)

Входит докторша со студентами.

Докт. Пожалуйте, товарищи. Это наиболее любопытная палата в нашей больнице. (Цезарь, собака и женщина принимают свои позы. Берлага еле успевает спрятать книжку в карман. Докторша обращается к Берлаге.) Не правда ли, вы чувствуете себя лучше?

Берлага. Не подходите ко мне. У меня сумеречное состояние души.

Докт. Какое? Какое?

Берлага (отворачивается и смотрит в книжку. Потом рапортует). Шизофренический бред, осложненный маниакально-депрессивным психозом.