Бывают дни, которые все меняют: день рожденья, и Новый год, и первый день учебного года. Эти дни показывают, что во всем на свете есть свой порядок; создания тьмы и воображения тоже это понимали не хуже нас. Канун всех святых был их праздником, когда все их дни рожденья случаются разом. У них в этот день карт-бланш – все барьеры между живыми и мертвыми сняты… а значит, думал я, там, во внешней тьме, непременно должны быть и ведьмы, потому что призраков я не боялся, а ведьмы всегда ждут в тенях и питаются маленькими мальчиками.

Вообще-то в ведьм я не верил, по крайней мере, при дневном свете. Да хоть бы и в полночь. Но в Хеллоуин я верил во всё. Я даже верил, что где-то там, за океаном, есть страна, где в эту ночь люди моего возраста ходят от двери к двери в карнавальных костюмах, выпрашивают сладости и угрожают шалостями.

Хеллоуин тогда был тайной, чем-то очень личным, и в этот день я дрожал, и радовался, и самым восхитительным образом боялся.

Почему ты пишешь сказки о призраках? Разве для них есть место в двадцать первом веке?

Как говорила Алиса, места тут сколько угодно. Технологии бессильны рассеять тени по краям всех вещей. Мир историй о призраках все еще маячит где-то на периферии поля зрения, и от этого всё становится страньше и страньше, темнее, волшебнее – всё как всегда…

Есть один блог, который, кажется, кроме меня больше никто не читает. Я наткнулся на него, пока искал в сети что-то совсем другое, и что-то в нем – возможно, тон авторского голоса, плоский, мрачный и безнадежный, – привлекло мое внимание. И я добавил его в закладки.

Если бы девушка, которая его вела, знала, что ее кто-то читает и кого-то это волнует, она, возможно, не решила бы наложить на себя руки. Она даже написала про то, что собирается сделать: про таблетки, нембутал и секонал и прочие, которые наворовала понемногу, за несколько месяцев, из ванной комнаты отчима; про пластиковый мешок, про одиночество – и обо всем этом она рассказывала плоским, прагматичным языком, объясняя, что хотя суицидные попытки – это на самом деле зов о помощи, в ее случае это не так, а просто она совсем не хочет больше жить.

Она вела обратный отсчет до своего большого дня, а я читал и не понимал, что мне с этим делать и надо ли что-то делать вообще. Личной информации на ее странице было совсем мало: невозможно было даже понять, на каком она континенте. Никакого е-мейла, никакой возможности оставлять комментарии. В последнем ее посте говорилось просто: «Сегодня».

Некоторое время я думал, к кому в таких случаях обращаться, если вообще обращаться, – а потом просто пожал плечами и изо всех сил постарался проглотить чувство, что бессовестно бросил целый мир в беде.

Потом она начала постить снова. Писала, как ей холодно и одиноко…

Думаю, она в курсе, что я все еще ее читаю…

Потом, несколько лет спустя, я переехал жить в Америку и купил дом, который выглядел так, будто его нарисовал Чарльз Аддамс – причем нарисовал в такой день, когда чувствовал себя особенно паршиво. К Хеллоуину я научился резать тыквы, запасся свечами и принялся ждать первых сладостей-шалостей. Прошло четырнадцать лет: я все еще жду. Возможно, мой дом самую малость страшноват. А может, он просто слишком далеко от города.

Только прочитав новости несколько дней спустя, мы узнали, что ее и правда убили – кажется, случайно и довольно ужасным образом.

Потом, правда, она действительно вернулась – к каждому, кто оставил ей сообщение. Правда, пока только по телефону, оставив звуковое сообщение, которое звучало так, будто кто-то пытался шептать сквозь бурю – приглушенные, сырые звуки, так никогда и не ставшие словами…

Но рано или поздно она обязательно перезвонит нам лично.

Так вот, отвечу честно: я не знаю.