Гость обсосал утиную косточку, поглядел в окно, на свернувшегося клубком нетопыря, и равнодушно обронил:

    -  Мелочовкой не обойдетесь. Дорогу менять надо.

    Тишина сменилась покашливанием, потом шушуканьем.

    -  А можно ее сменить-то? - робко уточнил голова.

    -  Отчего ж нет? У вас тут хорошо-о-о, - зевнув, добавил гость, - болота рядом, тучи притягивают. И низина. Это в городе ворочай не ворочай - как ворот у пустого колодца. И людей там много, стопорят.

    Кузнец и голова переглянулись. Первый выразительно потер щепотью: мол, спроси!

    -  А на скока затянет?

    -  Один к пятидесяти где-то… - прикинул путник, на миг обратившись к дару. - Ну, значит, пятьдесят и возьму. Не считая тех двадцати.

    Снова зашушукались. Тридцать стоила дойная корова - хорошая, молочная, - а на остаток можно мешок курей купить. Даже хуторским накладно, а уж простым весчанам…

    -  Эй, Талкович, - голова легонько пихнул локтем лавочника, - сколько дашь?

    -  А чего сразу Талкович? - нахохлился тот. - Сколько другие, столько и я. Всего-то по три со двора выходит.

    -  Это тебе «всего-то». А Колаю даже на вопросы пришлось у меня одалживаться, хорошо если только по осени отдать сумеет. Дай хоть десять!

    -  Чего это я ваш дождь оплачивать должен?

    -  А мы, значит, на твою корову всей веской сбрасываться должны? - возмутился кузнец, чутко прислушивающийся к разговору.

    -  Так не сбросились же!

    Корова, кстати, вчера благополучно отелилась, назло обоим спорщикам - бычком.

    -  Я тут тружусь в поте лица, - распалялся лавочник, - медьку к медьке коплю, а какой-то лентяй вроде вот его…

    -  Что?!

    Голова привычно вклинился между забияками, подозревая, что они нарочно собачатся у него на виду, чтобы было кому развести без ущерба для достоинства: лавка и кузня стояли бок о бок, и если бы соседи так схлестывались при каждой встрече, то давно бы уже друг друга поубивали.

    -  Десять с тебя, десять с мельника и еще десять с Сурка содрать попробую. Вы ж и потеряете больше, если засуху не отведем.

    Лавочник, услышав, что «обирают» не его одного, успокоился и, еще немного побурчав, полез за пазуху. Мельник вовсе не стал спорить: не будет зерна, не будет и помола. Сурок, зажиточный хуторянин, стоял в теньке под яблоней, разговаривая с Колаем. Точнее, тот что-то клянчил у богатого родича, смущенно комкая в руках шапку, а хуторянин неопределенно кривил губы.

    Но только голова открыл дверь, как откуда-то сбоку выскочил молец, с неожиданной силой оттолкнул весчанина с дороги и ворвался в избу, потрясая кривой палкой.

    -  Опомнитесь, глупцы! - заорал он так, что из-под стрехи выпорхнули разморенные жарой ласточки. - Грешно забегать вперед по тропе судьбы, но менять ее - кощунство! Наши пути проложены Богиней еще до нашего рождения, и нельзя их менять по своему желанию!

    -  Почему это? - благодушно поинтересовался заскучавший было путник. - Дождик пойдет, поля зазеленеют, колбаску копченую тебе под полой понесут - чем плохо?

    -  Молчи, выродок! Власть твоя не от Богини Хольги, а от ее лживого мужа Сашия, недаром Владыкой Бездорожья именуемого! И как Хольга, проведав о бессчетных злодеяниях супруга, изгнала мерзавца из своего чертога, так и вам следует гнать поганого видуна за порог, а следы его посыпать толченой горчицей!

    В следующую минуту за порогом оказался сам молец.