Рейна, услышав, как он вошел в опочивальню и лег рядом, затихла, закружившись в вихре противоречивых чувств. По всем законам, Виктор имел полное право сейчас избить ее или грубо наброситься на нее. Но муж, вместо этого, бережно, ласково, спокойно утешал ее. И это сразу обезоружило ее. Сердце Рейны сразу наполнилось бесконечной благодарностью и любовью, и каждая клеточка ее тела захотела его. Так, что ей даже больно стало. Лежащий рядом с нею мужчина был таким сильным, лежал он так близко к ней, а ее платье было таким тоненьким, что Рейна буквально растворилась в нем.

Виктор прикоснулся губами к мягкой, нежной мочке ее уха, улыбнулся, услышав, как она порывисто, коротко вздохнула.

– Ах, Рейна! – прошептал он. – Ну можно ли так относиться к собственному мужу, да еще в первую ночь?!

Рейна резко повернулась к нему и, взглянув на Виктора заплаканными глазами, еле слышно проговорила:

– Мне бы следовало значительно сильнее ненавидеть тебя!

Пораженный и тронутый этим признанием, он тихо рассмеялся и сказал:

– Значит мне помогает сам Господь. И он не оставит меня в будущем без своего покровительства.

Тень улыбки мелькнула на заплаканном лице девушки:

– Тебе больше не понадобится его помощь. Да у меня и раньше к тебе не было никакой ненависти.

– Ну да? – изумился он. – Да ты ведь только об этом и твердила мне. – На память Виктору пришли их бесконечные стычки и споры, часто очень злые и беспощадные, и он спросил: – А кто же мне однажды даже в лицо плюнул?

Она смущенно потеребила застежку-фибулу на его рубахе, и сердце Виктора застучало с сумасшедшей силой, а девушка тихонько ответила:

– Ты просто не видел, как Эгил, стоящий позади тебя, – самый злобный из дружинников Вольфгарда – собирался ударить тебя мечом в спину. Вот я и…

– Ах, вот как, – пробормотал он, чувствуя одновременно и изумление, и благодарность, и еще сам не знал, что. – Так вот что значила вся эта сцена!

А Рейна, по-прежнему избегая его взора, добавила:

– А я плюнула в тебя, чтобы убедить дружинников в том, что ты недостоин даже смерти от меча, и боялась, что они увидят мое восхищение твоим мужеством. А кроме того я не верила тебе тогда, да, впрочем и теперь не очень-то доверяю.

– Но ведь ты сейчас в моих объятиях, – тихо произнес он и бережным движением, легко прикасаясь к ее лицу, вытер слезы. – И ты плачешь!

Рейна по-мальчишески шмыгнула носом. И словно оправдываясь, сказала:

– Я плачу, потому что не сдержала своего обещания, нарушила слово.

– А! Так для тебя все-таки что-то значит слово, данное мне?

Пожалуй, Виктор рассмеялся бы, если б лицо Рейны не было таким серьезным. С выражением гордой непреклонности, она добавила:

– У нас с тобой был договор, а я привыкла держать слово, данное мной!

– Поэтому ты меня и выставила за дверь только что? – Рейна с виноватым видом смотрела в сторону. Виктор взял ее за подбородок, повернул к себе и, глядя в глаза, произнес: – Скажи мне, пожалуйста, Рейна, правду. Сейчас, по-моему, самый подходящий момент, чтобы быть откровенными друг с другом. – Он видел, что в ее душе идет борьба. Она ответила не сразу. И тогда Виктор спросил снова: – Так почему же ты прогнала меня сегодня?

– Твои поцелуи меня волнуют, и я почти совсем лишаюсь сил, – ответила она, стыдливо краснея. – Это ты меня волнуешь, Виктор, и я боюсь этого.

Виктор едва не закричал от радости, услышав признание Рейны.

– Рейна, милая, тебе не нравится то, что мои поцелуи волнуют тебя, или то, что я волную тебя?

– И то, и другое…

– И все-таки тебе приятно в такие минуты, девочка моя!?

– Да, – коротко ответила она.