Изменить размер шрифта - +

Надо было научиться жить в этом коллективе на целых долгих восемь лет так, чтобы не особенно выделяться, но все-таки остаться собой. С кем-то дружить, с кем-то враждовать. Вместе со всеми, независимо от дружбы и вражды, на торжественной линейке получить октябрятскую звездочку, в центре которой был изображен кудрявый подросток Володя Ульянов; вместе со всеми выучить пионерскую клятву и научиться завязывать красивым узлом красный галстук; вместе со всеми в 14 лет (если позволяли дисциплинарные и учебные успехи) вступить в комсомол…

 

Учился Витя в школе довольно средне — например, терпеть не мог писать сочинения, особенно — на свободную тему. Никогда не знал — о чем писать. Обычно писал полстраницы и чувствовал, что высказал все. Немногословен был с ранних лет. И мыслил конкретно: что значит — свободная тема? Рассказывать что-то о своих мыслях и чувствах — стыдно и неловко, а просто так писать, разливаясь соловьем, не дал Бог таланта. Предпочитал всегда темы определенные, где можно было, не прибегая к излишней и ненужной откровенности, рассказать о прочитанном, не выражая собственного мнения. В этом смысле хорошо было писать, например, о Павлике Морозове или молодогвардейцах — тут все ясно, ничего не надо выдумывать… Правда, интересовался математикой, оценки по этому предмету всегда были хорошими, но особенно увлечен учебой не был. И музыкой не увлекся — Василий Михайлович был старостой духового оркестра при клубе и всячески пытался приобщить к этому сына, даже купил ему кларнет. Но Витя заниматься не хотел, с гораздо большим удовольствием слушал, приходил на выступления отца, на танцы, когда на них играл оркестр. Кларнет так и валялся где-то в гараже, пока однажды, уже после школы, не пригодился Вите для драки…

К слову, о драках. В интервью, данном уже после смерти Виктора Авилова, его вторая жена, актриса Театра на Юго-Западе Галина Галкина говорила: «У него характер был взрывной. Если бы не театр, он бы наверняка дрался, у него столько шрамов на руках, на губе, ведь он ужасно нетерпимый был, кто-то что-то сказал, он не стерпит и обязательно ответит. Думаю, не случись театра, у него была бы очень буйная жизнь. Простого работяги… Он просто чувствовал в себе какую-то энергетику, и выход из нее мог быть совершенно неожиданным. Ведь сколько талантов так и пропало…»

Как, каким образом послушный, ласковый и довольно тихий мальчик превратился в подростка с взрывным характером? Что повлияло на эту перемену? А может быть, просто до поры до времени дремала в Викторе Авилове эта «взрывоопасность», а при первых же столкновениях с несправедливостью, лицемерием стала вырываться наружу? Скорее всего, именно так и было, потому что с ранних лет он был одержим теми чувствами, что отличали лучших его героев на сцене и на экране, — нетерпимостью к лжи и фальши, готовностью в любой момент сражаться за справедливость, кулаками, шпагой и почти никогда — словами…

В неопубликованном интервью Ольге Шведовой о характере своем Виктор Авилов говорит довольно много, и эти его самооценки оказываются для нас чрезвычайно важными: «Считаете ли вы, что у вас достаточно сил, мудрости, трезвости, силы воли, наконец, чтобы пройти медные трубы и не измениться в результате?

— Хочется в это верить. Но что значит не измениться? Все мы меняемся каждый день.

— Вы умеете трезво отличать лесть от заслуженной похвалы?

— Думаю, что да…

— Вы умеете признавать свои ошибки?

— (После паузы, задумчиво.) Всякое бывало. Бывало, что признавал. Бывало, что не признавал. Наверное, умею… Я же признавал…

— А прошение просить умеете?

— Да…

— А других прощать умеете?

— Конечно, умею.

Быстрый переход