В этой связи хочется обратить внимание на один фрагмент неопубликованного интервью Виктора Авилова, в котором он вспоминает об одном из спектаклей: «В тот раз почему-то принесли и мне подарили все цветы. А там было букетов семь или восемь. И вот когда мы повернулись уходить со сцены после очередного поклона, я иду — и вдруг увидел, что моя Галька (Галкина. — Н. С.) идет — я видел ее шею — идет, как-то опущены плечи, такие усталые после спектакля… И она поднимается наверх. И я вдруг подумал… Ну да, мне цветы, но неужели они не заслужили?! Мне тогда стало неприятно, что все цветы мне подарили. Ну пусть подарили бы, грубо говоря, три букета, а остальные раздали бы ребятам… Так жалко их стало! Пусть я там в центре, но ведь они же тоже пашут, они же тоже потеют… Смотрю, они поднимаются со спектакля, такие усталые… Так мне жалко стало ребят!»
Он прекрасно понимал, что спектакль — их общее дело, поэтому каждый заслужил свою часть признания и благодарности. Да, он был в центре, но что может центр, не окруженный другими?..
Ощутив себя почти всерьез труппой господина де Мольера, артисты Юго-Запада задумали необычную акцию. Летом, когда в Москве царила и бурлила Олимпиада-80, они наскоро подготовили фарс «Лекарь поневоле» и отправились с ним в прямом смысле слова в никуда. Сели в поезд, доехали до Севастополя, а оттуда уже начали свое путешествие как бродячие артисты. Их было всего восемь человек — В. Белякович, В. Авилов, В. Гришечкин, Г. Галкина, Л. Уромова, П. Куликов, П. Щеблецов, А. Вишневская. Играли спектакль в пионерском лагере, на городской площади, в туберкулезном санатории, в воинской части, в крымской обсерватории, в международном лагере «Спутник», на пляже — везде, где публике хотелось увидеть представление. А курортная публика до подобного рода представлений была любопытной, поэтому народу собиралось много.
«Ночевали где придется и ели чем покормят, — вспоминала Галина Галкина. — Пытались, конечно, продавать билетики по 50 копеек, но как-то было неловко — мы ведь привыкли задарма играть, но это были самые дорогие гастроли в моей жизни». И актрисе нельзя не верить, нельзя списать ее слова на счет ностальгических воспоминаний о молодости и светлых временах, когда они с Виктором еще были вместе. Ведь это было не просто приятное путешествие — они занимались своим самым главным в жизни делом, театром, кроме того, для них эти спектакли стали замечательной школой по освоению техники площадной манеры игры, где нельзя «прикрыться» ни светом, ни музыкой, а каждый остается один на один с публикой и своими партнерами. Думается, эта школа много значила для них, юго-западных артистов, только-только начинающих всерьез вживаться в свою такую трудную и такую счастливую профессию. И вернулись они в Москву, обогащенные тем опытом, о котором только могут мечтать многие артисты профессиональных театров, — опытом непосредственного общения со зрителем, опытом работы в открытом пространстве на любой площадке.
Именно там произошел случай, о котором мне совсем недавно рассказал Валерий Белякович: «Мы играли спектакль на юге, и там была одна совершенно поразительная ночь. Сыграли в Алуште, потом вышли на берег моря, выпили крымского вина, оказался там какой-то человек с гитарой, он начал петь романсы, так хорошо пел!.. И вот мы отправились домой, а Витя вдруг остановился и начал говорить мне, что все понял и теперь сыграет Мольера по-настоящему. Понимаешь, они ведь все стесняются лирики, высоких слов, а тут… море, луна, небо звездами покрыто, и он так взволнованно говорит… Самое его первое интервью было после „Мольера“. Пришла к нему корреспондентка какой-то газеты и спрашивает: „Что вам дала роль Мольера?“ — а он отвечает так растерянно: „Все-е-е…“ И вот в эту ночь он пытался мне объяснить, что такое это „все-е-е…“; говорил, что не понимал, что такое театр, а теперь его начинает трясти, когда он на сцену выходит… Мы обнялись и говорили о том, как много еще должны сделать вместе. |