Виктор развелся с Татьяной и еще не женился на Галкиной. Валентина Алексеевна домой его пускать отказалась, и Авилов жил в театре. В то же примерно время распался брак Валерия Беляковича, он тоже поселился в театре, а вскоре к ним присоединился Павел Куликов — он работал дворником, жить ему было негде. На какой-то из помоек Павел подцепил чесотку, она довольно быстро распространилась на многих — все зачесались, спасал только горячий душ. Когда они вместе ехали в метро, на них с ужасом смотрели в вагоне — все чесались как безумные… Пришлось вызвать специальную санитарную машину, которая обработала всех какой-то мазью, а костюмы (благо, их было в ту пору не слишком много!) сдать в обработку. Вот так победили чесотку, которую назвали в театре «послемольерной»…

Валерий Белякович получил диплом режиссера и мог теперь полностью отдаться своему делу. Следующий сезон он начал с постановки спектакля, состоявшего из двух одноактных пьес — «Эскориал» М. де Гельдероде и «Что случилось в зоопарке?» Э. Олби. Само это соединение выглядело на редкость смело — вряд ли кому-то до Валерия Беляковича приходило в голову сделать первым действием спектакля бельгийскую пьесу о Короле и Шуте, а вторым — английскую пьесу о бродяге и, казалось бы, благополучном обывателе. Смелость для этого действительно нужна была немалая, но нужна была еще и четко сконструированная мысль о той «парности», что проявляется в нашей жизни едва ли не повсеместно и управляет человеческими взаимоотношениями. Скорее всего, режиссера волновала мысль о своеобразном двойничестве, о королях и шутах нашей повседневности, потому что само время — 1981 год — заставляло напряженно задумываться именно об этом: о беспредельном человеческом одиночестве в любом обличье, о трагическом неумении расслышать друг друга, о власти одного человека над другим и о причинах этой власти, не всегда видимой и различимой, но ощутимой остро, болезненно.

Этот спектакль они сыграли вдвоем — Виктор Авилов и Валерий Белякович.

В «Эскориале» Виктор Авилов сыграл роль шута Фолиаля, и эта работа артиста заставила всерьез задуматься о некоей новой «планке высоты» его мастерства. К моменту появления спектакля было совершенно ясно — предельное нервное напряжение, с каким Виктор Авилов существует в образах Мольера, Фолиаля, перекидывается в зрительный зал и вызывает ответную волну интеллектуального включения в происходящее и, таким образом, словно наглядно осуществляется тезис А. И. Герцена о необходимости единого дыхания сцены и партера. Авилов буквально завораживал, когда шут Фолиаль, прихотью короля распрямившийся в Человека, обвиняет самое жизнь в скупости на то, без чего существовать невозможно, — в скупости на любовь. И он, жалкое существо с бубенчиками, бросает этой жизни вызов, прекрасно сознавая, что расплатится за этот вызов небытием.

Мишель де Гельдероде так рассказывал о своей пьесе, на создание которой вдохновили его два полотна Эль Греко и Веласкеса: «Перед нами больной, скучающий и, в сущности, бессильный король, мучающий своего шута. Шут тоже болен и бесконечно устал, но он-то не имеет на это права. Все, что мы видим, происходит в трагический момент, когда королева — она не появляется на сцене, но, по существу, и есть центральный персонаж пьесы — умирает в своих покоях. Король ненавидит ее, а шут любит. Король дает ему понять, что знает об этой непристойной любви и не замедлит отомстить. Но перед тем он желает развлечься и предлагает новую игру, в которой шут силится участвовать, хотя он и совершенно подавлен присутствием бродящей по дворцу Смерти, воем псов, идущих за ней по пятам, слышащимся снаружи колокольным звоном.

Из последних сил, обязанный подчиняться, шут следует желанию короля и выдумывает новую игру — но это будет поистине страшная игра, ибо он нечто замыслил.