Было раннее утро, но Уильям уже встал, в то время как Аделаида еще спала.
Увидев врача, Уильям все понял.
Ему поцеловали руку, и он услышал магические слова: «Ваше Величество».
– Значит, ушел, – сказал Уильям. – Бедный Георг, он трудно умирал. А сейчас мы должны сказать королеве.
Уильям послал одного из слуг разбудить Аделаиду, и как только она увидела Уильяма, все поняла.
– Ваше Величество, – сказал сэр Генри. Она растерянно посмотрела на него и сказала:
– Да, это произошло, – и в голосе ее слышалась глубокая грусть.
Уильям не хотел притворяться, что он горюет о своем брате, ведь благодаря его смерти он осуществил свою честолюбивую мечту. Корона принадлежала ему.
– Возвращайся в постель, – сказал он Аделаиде. – Спешить ведь не к чему.
– Я не могу отдыхать… сейчас.
– Тем не менее возвращайся, – сказал Уильям, – и я присоединюсь к тебе. Я еще никогда не лежал в постели с королевой.
Новый король пользовался популярностью. Он так резко отличался от своего брата. Король свободно чувствовал себя среди простых людей и не важничал. Это был грубый моряк.
Вскоре у него начался конфликт с братом Эрнестом, потому что Эрнест думал, что король скоро окажется в смирительной рубашке, будет учреждено регентство над Викторией, и он станет членом регентского совета, и тогда никто не сможет воспрепятствовать его планам.
Первые трения начались, когда Уильям обнаружил лошадей брата в конюшнях королевы в Виндзоре.
– Убери их, – сказал он. – Это место для кареты королевы.
– Будь я проклят, если я трону их с места, – резко возразил Камберленд.
Но Уильям был королем и не допускал непослушания. Поэтому лошадей убрали, а Камберленд лишился «золотого жезла».
– Я король по праву, – сказал Уильям, – и я буду королем.
Именно Камберленд распустил слухи о нем, и Аделаида рассказала Уильяму несколько историй о его отвратительных планах, касающихся Виктории.
– Черт возьми, – сказал Уильям, – я король, и лучше бы всем помнить об этом.
Он воспользовался первой же возможностью, чтобы показать свои намерения относительно брата, когда на обеде, где присутствовали Камберленд и несколько других гостей, король встал, чтобы произнести тост.
– За страну, где мы живем, и пусть те, кому она не нравится, покинут ее.
Говоря это, он смотрел на Камберленда и давал понять: «Я разгадал тебя, брат. При этом дворе нет места для нас двоих. А поскольку это мой двор и я король, то здесь нет места для тебя».
Герцогиня Кентская ликовала в Кенсингтонском дворце.
– Теперь он не сможет причинить ей вреда, – сказала она Лезен. – Его власть сломлена.
– Но Ваше Высочество все равно захочет, чтобы ее охраняли.
– Я не забываю, как она дорога нам, баронесса. И никто из нас не должен забывать.
Поэтому она продолжала спать в комнате Виктории, и Виктория не должна была спускаться по лестнице одна. Но напряжение спало. Они могли свободней дышать в Кенсингтонском дворце, и герцогине Кентской пришлось внушать своей дочери настойчивей, чем прежде, что однажды она станет королевой Англии. И она не сомневалась в том, что этот день недалек.
Прекрасный июльский день больше походил на праздничный, чем на день траура. Ярко светило солнце, и казалось, что жители не только Виндзора, но окружающих деревень вышли, чтобы проводить в последний путь Георга IV.
Его похоронили в королевской усыпальнице с миниатюрой Марии Фитцерберт на сердце. |