Изменить размер шрифта - +
Никто не видел Элеанор по пути в город. Показанная по телевидению реконструкция ее последнего маршрута по городу не дала никаких результатов. Она словно внезапно исчезла с лица земли.

Фальконе хотелось ругаться матом, поскольку уже с самого начала это дело дурно пахло, а очень скоро ему намекнули, в чем тут проблема. На третье утро Моска отвел его в сторону и по секрету рассказал о том, что слышал прошлым вечером от своего приятеля из министерства иностранных дел. Верджил Уоллис вовсе не был, как он утверждал, порядочным джентльменом из Лос-Анджелеса, который настолько любил Рим, что собирался купить здесь второй дом. На самом деле среди гангстеров Западного побережья США он являлся довольно крупной шишкой, черным воротилой, который сумел выбиться наверх, чтобы по полгода жить в Италии ради каких-то своих преступных целей. Интерпол следил за Уоллисом уже много лет, но никак не мог привлечь его к ответственности за широкий круг преступлений, от рэкета до убийств. Не могли похвастаться особыми успехами и занимавшиеся делом Уоллиса карабинеры.

Это было незадолго до создания ДИА. Тогда, как и сейчас, гражданская полиция вела нелегкое состязание с карабинерами, являвшимися частью вооруженных сил. Границы ответственности были по меньшей мере нечеткими, а иногда сознательно размытыми. В глубине души Фальконе разделял мнение недовольных, призывавших к созданию одной-единственной полицейской службы. Такое решение казалось вполне логичным и даже неизбежным. Однако руководство обеих организаций считало это ересью, за которую можно было поплатиться работой. Поэтому Фальконе никогда не высказывался по данному вопросу, что в любом случае не имело никакого значения. С момента появления на сцене ДИА (еще одна сложность во взаимоотношениях тех, кто пытался справиться с нарастающей волной преступности) эта служба с каждым годом становилась все сильнее.

А Верджил Уоллис по-прежнему оставался на свободе. Несмотря ни на что.

Моска тихо прикрыл дело Элеанор Джеймисон, поместив его в разряд бесперспективных до появления новых улик. Связи Уоллиса с итальянскими гангстерами были далеко не простыми. Информация, полученная с большим трудом и с немалым риском для тех, кто ее поставлял, отводила ему роль этакого преступного дипломата, посредника, старающегося скоординировать интересы своих сообщников и сицилийцев. В глазах Фальконе это имело смысл. Преступное сообщество Западного побережья, которое представлял здесь Уоллис, не слишком контактировало с итальянскими организациями в США, и это создавало почву для недоразумений. Боссы давно уже поняли, что сотрудничество даже с теми, кого ненавидишь, приносит больше долларов, нежели безжалостная конкуренция и борьба за сферы влияния. В наши дни никто не выходит на баррикады из соображений чести; наступили прагматичные времена, когда главное – это деньги.

Фальконе присутствовал на трех допросах Уоллиса, но так и не смог понять этого человека. В отличие от всех других преступников, которых ему доводилось видеть, американец казался разумным и четко излагал свои мысли. Он был хорошо начитан. Об истории Древнего Рима знал больше некоторых итальянцев. Говорили, что на роль дипломата его готовили много лет, выходец из черного гетто в Уоттсе даже получил диплом юриста. Он неплохо умел сглаживать острые углы в условиях, когда отношения постоянно балансируют на грани катастрофы.

Но здесь существовала одна большая проблема. Если слухи были верны, Уоллис контактировал с Эмилио Нери, жестоким головорезом, поднявшимся из трущоб Тестаччо на самую вершину римского преступного сообщества, безжалостно устраняя любого, встававшего у него на пути. Теперь Нери арендовал ложу в оперных театрах Италии и США, имел прекрасный дом на виа Джулия и целую армию телохранителей и слуг. Это место Фальконе отлично знал по собственным бесплодным визитам. Старый негодяй тщательно отработал собственный элегантный образ, предназначенный для игры на публику. Правда, попадались на эту удочку лишь те, кто был слишком глуп или слишком труслив, чтобы видеть правду.

Быстрый переход