Увы, ему приходилось заниматься этим с тех самых пор, как Мики исполнилось двадцать. Но теперь это стало для него слишком утомительным. Вероятно, здесь можно было бы достичь некоего компромисса: допустим, Буччи занимается бизнесом, а Мики просто стрижет купоны.

Нери попытался представить себе реакцию Буччи. Он знал, что сделает в подобной ситуации любой порядочный гангстер с амбициями выходца из рабочей семьи. Подождет, пока старик выйдет из игры, а затем заберет себе все, отправив избалованного наследника в таксисты или, что более вероятно, однажды утром не дав ему проснуться. "Наверное, так устроен мир", – думал Нери. На его месте он поступил бы так же. Семьи несовершенны и вовсе не обязаны существовать вечно.

Утром, когда они ездили по городу, собирая долги, Нери с возмущением вспоминал, как Мики и Аделе ругаются в его присутствии, и решил наказать их обоих. Эта тема не выходила у него из головы, и он не мог понять почему. Мозги работали уже не так быстро, как раньше. Что ускользнуло от его внимания? Какая-то новая махинация Мики? Откинувшись на заднее сиденье бронированного "мерседеса", он закрыл глаза, страстно желая избавиться от этой напасти. Маленькая сучка уже спустила по кредитным карточкам целое состояние. Он хорошо знал об этом, ведя учет каждой лиры из тех гигантских счетов, которые приходили к нему каждый месяц. С Мики дело обстояло не лучше. Мальчишка стремился обладать всем, что имело двигатель внутреннего сгорания. За четыре месяца он сменил четыре спортивных машины, кучу мотоциклов и едва не приобрел четырехместный "пайпер-команч", но хозяин летной школы позвонил Нери по мобильнику и сообщил, что именно собирается купить его сын. Кроме этого, были женщины. Всех сортов и цветов кожи, любого происхождения. Их объединяло одно: непомерная жадность к деньгам – которые, кстати, Мики не принадлежали.

По-своему Нери любил обоих. А вернее, ему нравилось владеть ими, чувствовать их полную от него зависимость. Взамен они должны были следовать определенным правилам, одно из которых предписывало никогда не проявлять в его присутствии взаимную антипатию. Однако они были просто не в состоянии себя сдержать, и это обстоятельство с каждой минутой раздражало его все больше, отвлекая от дел. Однажды он даже не стал смотреть, как Буччи выбивает дух из одного вороватого сутенера из Термини, ради звонка Мики, чтобы поинтересоваться, как тот отрабатывает свое содержание. А взамен получил лишь запись с его автоответчика. Позднее он велел Буччи немного подержать Тони Лукарелли, хозяина бара из Трастевере, растратившего деньги, которые должен был заплатить Нери, на одну алжирскую бабу. Нери лишь несколько раз ударил Лукарелли в лицо – не сильно, потому что на самом деле не особенно на него злился. Лукарелли в общем-то был славным парнем, просто желание поразвлечься превосходило его финансовые возможности.

Но глупый бармен все испортил, свалившись на пол и начав вопить, вместо того чтобы встретить наказание по-мужски. Нери хотел было натравить туринца на это ничтожество, плачущее в кладовой, как ребенок, но у него из головы не выходила Аделе: бесстрастная, равнодушная Аделе, которая смотрит на его сына как на пустое место, так холодно, словно делает это нарочно, словно над чем-то смеется. Велев Буччи не слишком терзать Лукарелли, он позвонил ей и снова не дозвонился. Что за ужасный день! Жизнь была бы гораздо проще, если бы не приходилось всюду ходить с телохранителем, стерегущим каждый его шаг. Конечно, нельзя быть боссом и не иметь врагов, но иногда это здорово портит настроение.

Нери больше никого не избивал. Просто заставлял провинившихся смотреть на Буччи и спрашивал, как они себя чувствуют. Во время обеда, который по идее должен был доставить ему одно удовольствие, он встретился со старым другом из Ватикана, чтобы обсудить еще одну сторону своего бизнеса: оффшорные зоны и уход от налогов, тайные банковские операции и двойная бухгалтерия.