Что правда, не совсем никто. Например, её очень любил один щенок. Она притащила его домой, и ей разрешили оставить замурзанного тощего кутёнка во дворе их маленького обшарпанного домика. Разрешили оставить безо всяких условий. Марго-Ритка была из тех, кому не нужно ставить условия. Потому что забота о ближнем своём была для неё безусловным понятием. И некоторое время никого ближе этого щенка у неё не было. А потом, когда Ритка откормила худосочного приблудного лишенца в толстого, красивого, намытого и начёсанного пёсика, – он пропал. Хотя был очень послушным и никуда со двора не ходил. Лишь частенько день-деньской сидел у калитки, поджидая свою несравненную любимую Марго-Риту из школы, из гастронома, из «сбегай к тёте Кате за спичками!» и изо всех прочих её отлучек.
Отец тогда, казалось, впервые заметил свою младшую дочь. Она оббегала все окрестности и вернулась домой, молча размазывая по грязным щекам нескончаемыми ручейками текущие слёзы.
Шажок – повиливание…
Обрадованная ласковым обращением «тварь» прилегла на брюхо и, метя пыль хвостом, подползла поближе.
На крыльцо присел щенок-приблудыш, приживалка милостью девчачьей. А ровно час спустя встал с крыльца полноправный член стаи (на человечьем: «семьи») пёс Кубик, понимающий толк в солидном мужском молчании. И никаких противоречий не было в собачьей душе между безоглядной, безусловной всепоглощающей любовью к Ритке и тайной любовью-дружбой с пропахшим болезненным потом и дешёвым табаком одноногим мужиком. Ритка пахла счастьем и детством, то есть щенком, и потому была с Кубиком одной крови. Одноногий мужик пах зрелостью, уважением и какой-то опасной тайной, вызывающей и ужас, и восхищение, желание тихо скулить от страха и неизбывную потребность волчьего гена, присущего любой псине, в битве, в долгом ночном одиноком беге, в насыщении свободой.
Кубик верёвки вил из Ритки и уважительно издалека раскланивался с её отцом. Марго-Рита ни в жизнь не поверила бы, что её суровый батя Павел любит потешную дворнягу. А может, и поверила бы, потому что воспринимала в жизни всё как неизбежное. Как факт. Как необходимость – необременительную и не требующую размышлений – скоблить и драить полы, заваривать чай, вынимать занозу из чужого грязного пальца, штопать чудесный фартук главной красавицы класса, стирать Петькины штаны и гладить Светкины блузки. У этой уважительной мужской пёсьей дружбы-любви был только один минус – Кубик перестал бояться больших мужчин без лап. Иные татуировки не стоит сводить никогда.
– Весь район обегала, – тихо прошипела Ритка, боясь зайтись в истерике. Она не любила истерик. Слишком часто Светка устраивала истерики. Марго-Рита не понимала и боялась истерик. Она считала истерики бессмысленными, не формулируя свои чувства подобным образом. Как ничего не формулируя, всё чувствует собака.
– Понятно! – сдавленно прорычал отец. Именно прорычал, хотя не было в этом рыке ни одной буквы «р».
Он вернулся поздно вечером и долго сидел на кухоньке, о чём-то зло переругиваясь с матерью. Ритка не спала, а только делала вид, снова и снова думая о том, что завтра ещё раз обойдёт весь район. И даже весь городишко, от «железки» до переезда, если потребуется. И обязательно найдёт Кубика. Она не понимала, о чём ругаются мать с отцом. Они почти всё время ругались. Это изначально было частью её жизни – и значит, было нормально. Странно, но она знала, что постоянно скандалившие мать с отцом на самом деле очень любят друг друга. Мать любит отца немножко сильнее, чем он её. Но отец тоже любит мать. Ритка это знала, и ей этого знания было достаточно без дополнительных объяснений. |