|
Объяснения – это доказательство. Как в теореме. В доказательстве теорем Ритка всю школьную жизнь путалась, сколько ни зубрила. Совершенно непонятно, зачем и кому пришло в голову эти дурацкие теоремы не только выдумывать, но ещё и доказывать! Доказывать выдумки – в этом деле были сильны главная красавица класса и старшая сестра Светка, но никак не Марго-Рита. Вот аксиому она ещё могла худо-бедно заучить наизусть, аксиомы были не так мучительны, как теоремы. И вообще аксиомы – это то, что знаешь откуда-то сразу. Вот как про любовь матери и отца. Сразу всё знаешь про любовь – и этого достаточно. Потому Ритка не прислушивалась, а лежала наедине со своими мыслями о Кубике и только раз отвлеклась на слишком резкое и громкое отцовское «убью!». Это не напугало Ритку. Отец часто говорил матери: «Убью!» – но ещё ни разу не убил. Так что девочка снова задумалась о своём горе. И странное ощущение посетило Марго-Риту… Попроси кто её сформулировать – она бы и не поняла, чего от неё хотят. Она и слова-то такого не знала – «сформулировать». Очередную треклятую формулу на доске мелом нацарапать, мучительно копаясь в памяти и сгорая от стеснения под снисходительным взглядом учительницы и насмешливое хмыканье главной красавицы (да ещё и умницы!) класса? Но тогда, ночью, маленькая Рита, пребывая в страшной тревоге, вдруг ощутила, что человек чаще счастлив, чем несчастлив. Разве это не счастье – играть со щенком? Но когда ты играешь со щенком, ты просто играешь со щенком, не понимая того, что это – счастье. А когда щенок пропадает, ты несчастлив. И понимаешь это. Поэтому отныне она, Маргарита, играя со щенком, будет так же сильно радоваться, как теперь, когда он пропал, грустит. И счастья в её жизни будет куда больше, чем несчастья. Девочка решила всегда радоваться всему хорошему или даже просто неплохому. Приняла решение понимать счастье. И стараться не грустить, пока не сделано всё для того, чтобы плохое или нехорошее было исправлено. И надо отдать ей должное: всю свою взрослую жизнь она так и поступала.
Но тогда, несмотря на снизошедшее ощущение, ей всё равно было очень плохо, и очень горько, и ещё – очень обидно. Даже взрослые люди частенько ведут себя, как дети. Что уж говорить о маленькой девочке?.. «Неужели Кубик меня бросил?» – думала она примерно один раз на сотню мыслей о том, что́ с ним и как он, куда он мог деться, её ненаглядный Кубик. Детское горе настолько же сильнее взрослого, насколько огромнее для детей мир, зеленее трава, выше дома и деревья. Картонная коробка силой детской фантазии преображается в замок со сводами, огромными залами и населяется рыцарями и прекрасными дамами. О том, что такое для ребёнка потеря любимого и любящего щенка, лучше даже не представлять. Впрочем, любой «недоумок-врач» скажет – и скажет правду: ампутация конечности в детском возрасте не вызывает адских фантомных болей впоследствии. Потому что память нервных окончаний детская же, короткая. Нет долгого опыта – нет знаний. Нет знаний – нет печали. Только что-то такое… болезненно неуловимое, восприятие себя «не таким», но без мук осознания. Без преисподней ясного понимания потери.
Пришёл к соседу. Застрелил его из охотничьего ружья. Перезарядил. И сам застрелился. Вернувшаяся с работы жена соседа подняла заполошный вой. Пока бегали до телефона, пока вызывали милицию. Милиция констатировала факт бытовухи. По пьянке. Никто не виноват. В смысле, из оставшихся в живых. И чего они не поделили? Нервные они, эти послевоенные инвалиды. Подумаешь, у одного левой ноги нет, у другого – правой. Маресьев вон без двух ног вальсирует, а эти… Ни силы, ни воли. Тьфу, одним словом. Забот, что ли, у милиции мало? Их, покойничков, дело. Закопанное. Похороненное. Улица, район, да и весь городок шумели: рядили, гадали, сплетничали. |
