Лея засмеялась негодованию в его голосе.

– Под пологами они спят, дабы их заживо не сожрали москиты, тучами влетающие в распахнутые окна, – скрупулезно уточнил лорд Грэй. – А закрыть окна невозможно ввиду смертельной духоты. Еще вина?

Романо коротко кивнул.

– Да, разумеется. Но если учесть, что женщины – цветы…

– Так чему же удивляться, если мухи по ним ползают?

Певец Юга поперхнулся. Лея поглядела на лорда Грэя неодобрительно, но тот, казалось, был вполне доволен собой и продолжал мерзким тоном: – А касательно убийц страсти, я не знаю худшего из них, чем влажная южная ночь, когда и без того все мокрые, в липком поту, и любое прикосновение друг к другу способно вызвать лишь отвращение. На базарах полно ворья, в воздухе висит пыль, вода дурная, малярийные испарения над болотами, холера, чума и оспа, зима слякотная, ветреная и промозглая, дождь вперемешку с мокрым снегом, и от безделья сойдешь с ума. А помимо всего прочего, женщины у них не правят и не наследуют имущество.

– Будто у вас наследуют! – воскликнул Романо.

Лорд Грэй усмехнулся.

– Моя вдова или дочь могли бы унаследовать Винтерфилд, и никакой сколь угодно близкий родственник мужского пола их отсюда бы не вышвырнул.

Лея опять не знала, смеяться ей или возмущаться.

Романо явно не в силах был противостоять безжалостному натиску, а ей не хотелось давать в обиду уязвимого рыцаря Цветов. В конце концов, за платье, как бы хорошо оно ни было, плачено деньгами, а за сказку в ее комнате – душой и любовью. В пику лорду Грэю она предложила выпить за Юг, что и было сделано.

– Вряд ли я скажу так же красиво, – сказала она, улыбаясь Романо. – Про Юг мы слышали, Север – видели. Я с Запада, тоже из приморья. Мы небогаты, нет у нас каменных дворцов, даже маленького замка нет, а поместье похоже на большую мызу. Ее унаследует старший брат, а остальные наверно отправятся искать счастья по Европе. Море у нас холодное, по берегу – песчаные дюны и редкие чахлые сосны на них. По ним так славно скакать верхом на рассвете. Воздух пахнет солью. Тоже сыро. Чайки кричат. Мельницы ветряные на холмах. Зимой у самого берега намерзает ледяная кружевная корочка…

Они выпили за Запад, потом‑таки за Север, а потом – за Восток, который некому было здесь представить, но им не хотелось его обижать. Торт был чудесен, Лея съела два куска, благо, о корсетах она давно забыла.

Музыканты завели взрыдывающий порхающий вальс, музыка подхватила ее.

– Потанцуем? – спросил Романо.

Несколько месяцев ее не носило по бальному залу.

Разумеется, она хотела. Романо приподнялся, брови его страдальчески сдвинулись, по лицу промелькнуло недоуменное выражение, он вцепился ногтями в доску стола, и ему едва удалось, не осрамившись, аккуратно опуститься на свое место.

– Что за черт? – растерянно спросил он. – Я же трезв, как стеклышко!

Лорд Грэй, улыбаясь, поднялся из‑за стола.

– Четыре стороны света – не шутка, мой мальчик, – лживо посочувствовал он. – Могли и ноги отказать. – И поклонился: – Миледи, окажите мне честь…

Лея смущенно подала ему руку и встала. Легкое раздражение от того, что он опять коварно объехал мальчишку, утерев ему нос и указав место, испарилось вместе со способностью соображать, стоило ей ощутить его ладонь на своей спине. Шампанское и вальс – что еще нужно, чтобы вскружить голову? Будучи при дворе, ей доводилось вальсировать бессчетно, однако никогда с нею не было ничего сравнимого. Раньше всегда что‑то мешало: опасение наступить на ногу партнеру или позволить ему отдавить свою, его неловкость на внезапных поворотах или его излишнее упоение собственным искусством, когда она боялась не успеть, подвернуть ногу, зацепиться каблуком, налететь на другую пару… прижаться слишком тесно.