ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Мы обедали в комнате для завтраков. Огромная столовая почему-то наводила на меня тоску. Томас, который весь день был в довольно хорошем настроении, с заходом солнца погрустнел. Он постоянно заглядывал в углы комнаты, которые при свечах, горевших на столе, оставались в тени. В общем, обед прошел не очень весело.

Затем я пошла в гостиную. Дети должны были приехать не раньше чем через три часа. И я собралась вязать, поскольку привезла с собою около двух дюжин пар подошв для тапочек разных размеров — я всегда посылаю в дом престарелых на Рождество вязаные тапочки, — и решительно стала подбирать нитки, чтобы не думать о предыдущей ночи. Но я никак не могла сосредоточиться. Через полчаса, заметив, что вместо светло-зеленых ниток стала вязать голубыми, я бросила это занятие.

Взяв с собой половину запонки, я отправилась в буфетную. Томас начищал столовое серебро. В комнате сильно пахло табаком. Я вдохнула воздух и огляделась. Трубки нигде не было.

— Томас, вы сейчас курили?

— Нет, мэм, — ответил он. Он был сама обиженная невинность. — Это запах от моего пиджака. В клубе джентльмены…

Томас не закончил свою речь. В буфетной запахло горящей тканью. Томас схватился за пиджак, подбежал к раковине, налил стакан воды и очень аккуратно вылил ее в правый карман.

— Томас, — сказала я, когда он смущенно вытирал пол, — курение — это ужасная и вредная привычка. Но если вы курите, то курите открыто и не прячьте зажженную трубку в карман пиджака. Вы принадлежи те себе самому, и если хотите сгореть, это ваше дело. Но дом не мой, и я не хочу, чтобы он тоже сгорел… Вы когда-нибудь видели эту запонку?

Нет, он никогда не видел такой запонки, но взгляд его был какой-то странный.

— Нашла ее в холле, — сказала я безразличным тоном. Глаза старика под мохнатыми бровями хитро смотрели на меня.

— Здесь происходит что-то странное, мисс Иннес, — он покачал головой. — Обязательно что-то случится. Вы не заметили, что большие часы в холле остановились?

— Глупости. Часы всегда останавливаются, если их не заводят, не так ли?

— Они заведены. И все же остановились вчера ночью в три часа, — торжественно ответил он. — Более того, эти часы ни разу не останавливались с тех пор, как умерла первая жена мистера Армстронга. И это еще не все. Нет, мэм. Прошлые три ночи я спал здесь. И когда выключили электричество, мне был подан знак. Моя лампа была полна керосина, но она все время гасла, что бы я ни делал. Как только я закрывал глаза, лампа гасла. А это знак смерти. В Библии говорится: пусть свет всегда горит! И когда невидимая рука гасит свет, это признак смерти. Точно!

Старик говорил убежденно. По спине у меня пробежали мурашки. Он продолжал что-то бормотать себе под нос, и я ушла. Позже услышала, что в буфетной что-то разбилось. Лидди сообщила, что Бьюла, моя черная как смоль кошка, выпрыгнула откуда-то как раз тогда, когда Томас держал в руках поднос с посудой. Для него это было уж слишком. И он уронил поднос.

Шум мотора автомобиля, поднимавшегося в гору, стал для меня музыкой, а когда я увидела Гертруду и Хэлси, то подумала, что мои неприятности закончились. Гертруда стояла в холле и улыбалась. Шляпка ее сползла набок, волосы под розовой вуалью растрепались, но все равно выглядела она прекрасно. Гертруда очень хорошенькая, и никакие шляпки не могут испортить ее внешности. Я совсем не удивилась, когда Хэлси представил мне молодого человека приятной внешности, который кланялся мне, но смотрел на Труд — это странное имя Гертруда привезла к нам из школы.

— Я привез гостя, тетя Рэй, — сказал он.