Растянувшись в длинный ряд, оружие наготове, воины сошлись с Бизоньим Псом, собрались в кучу, остановились и долго разговаривали. Мы ждали, оставаясь на месте.

Едут к нам. Один из четверых еле держится в седле.

Солнце еще стояло низко, а мы уже все знали. Они набрели на лагерь ютов, увидели, что он пуст. Осторожно подобравшись по лощине ближе, рассмотрели: стоят два вигвама, горит костер, на связке шкур лежит ружье, над огнем висит котелок, вокруг валяются седла и прочее снаряжение. Позади, среди деревьев, привязаны лошади, и ни живой души больше. Все ясно: хозяева отправились на охоту.

Шайены вошли на покинутую стоянку. Один нагнулся за ружьем, второй направился к ближайшему шалашу. Вдруг прогремел залп. Трое свалились на месте, остальные бегом рассыпались во все стороны, на бегу упал еще один. Проделав в бизоньих шкурах дырки, сквозь которые могли стрелять, юты спрятались в вигвамах и поджидали, пока чужаки не подошли на расстояние выстрела в упор.

Часть лошадей шайены себе вернули, но многих потеряли опять, удирая от погони.

Был ли там Фернандес? Да, был.

— Его идея, похоже на то, — заключил Сэнди. — С нас теперь ему причитается.

— Юты и без идей обойдутся, — ответил Толли. — В жизни не встречал индейца, чтобы нуждался в помощи при устройстве засады. Сами боятся нападения из укрытия больше чего бы то ни было, и сами организуют такое когда только могут.

— Я за то, чтобы отделиться от индейцев, — сказал Боб Сэнди. — Они передвигаются медленно, и, пока мы с ними доползем до гор, наступит глухая зима.

— Ты забываешь про тех шайенов, кто ждет впереди. Уйдем от этих, те не будут знать, что мы дружелюбно настроены.

— Я что-то сомневаюсь, дружелюбно я настроен или нет, — сухо ответил Сэнди. — Индеец есть индеец. Расстанемся с этой компанией, и при первом удобном случае они нас прикончат.

— Я так не считаю, Боб, — вступил я. — Так могло бы произойти, если бы мы были чужие, но теперь мы знакомые. Ехали вместе.

— Думай что хочешь. Из книг многому научишься, да вот узнавать насчет индейских нравов они не помогут точно. Тут волей-неволей приходится разбираться самому.

— Я понимаю это, но тем не менее верю, что эти шайены — наши друзья.

Сэнди пожал плечами.

— Может, и друзья. Однако же я замечаю, ты не оставляешь свою фергюсоновскую винтовку лежать где попало. У тебя больше проблем, чем у нас, вместе взятых, Профессор. Любой индеец в Америке отдаст последнюю лошадь за это ружье. Дело не только в том, как оно стреляет, но еще эти все серебряные загогулины на прикладе. Самое то для краснокожего.

Он, разумеется, был прав. Я носил прекрасный образец оружейного искусства, невиданный на западных равнинах. Разве что какой-нибудь охотник или индеец украсит ружье латунными кнопками. Рисунок там, а чаще — имя или инициалы.

Мало кто из индейцев видел, как стреляет моя винтовка, почти никто — на близком расстоянии, и, насколько мне было известно, ни один не знал, с какой скоростью ее можно заряжать и стрелять снова. Но я достаточно познакомился с этой расой, чтобы не пренебрегать их способностями.

Однажды на Востоке группа индейцев попросила солдат погасить фитили, которыми поджигают порох в ружьях, утверждая, что огни пугают женщин и детей. Солдаты услужливо потушили пальники, и индейцы тут же перебили их всех, за исключением одного, убежавшего в лес. Хватило ведь сообразительности догадаться, что мушкет без пламени не стреляет. Краснокожие обладали бездонным любопытством, цепкой наблюдательностью и смекалкой и успешно исправляли мелкие поломки ружей. Недооценивать их ум или знания было бы опасно.

У костров и по дороге мы обсуждали поднятый вопрос со всех сторон.