Я прихватил порядочный запас вяленого мяса и не производил шума. Когда взошло солнце и наша группа готовилась в путь, я неподвижно лежал в тени камней, смотрел и ждал. Наконец они тронулись. Жуя ломтик сухой бизонятины, я следил, как они исчезают вдалеке, и все еще не шевелился.

Чужие появились внезапно и ничем не заявив о себе. Возникли на невысоком пригорке и шагом направились к нашему лагерю, осматривая все кругом и не пропуская следов. Почти полчаса потратили на это дело.

Ночью я поработал головой прилично. За прошедший день мы одолели всего-навсего двенадцать миль, очень мало для верховых, потому что долго провозились, распутывая следы убитого и за прочими хлопотами. Сейчас, сидя в тени песчаникового обрыва, я мысленно начертил на песке круг диаметром в двенадцать миль. У одного края этого круга мы нашли покинутую стоянку, у другого — восточного — остановились сегодня вечером. На предыдущем ночлеге мальчишка спер у нас еду, и той же ночью застрелили взрослого — несколько миль внутрь круга. Где-то внутри представленной мною окружности должны находиться этот мальчик и женщина или очень близко к ней. Возможно, они вместе, может быть, выжидают, может быть, чего-то ищут. Где-то поблизости и пятеро не останавливающихся ни перед чем негодяев — ищут их.

Не поднимаясь с места, я изучал расстилающуюся внизу местность. Раненый, несомненно, старался отвести преследователей от добычи.

Если те двое соображают что к чему, то останутся где они есть. Чтобы отыскать след, прежде кто-то должен наследить. Будут сидеть тихо — охотники в конце концов придут к выводу, что дичь отсюда убралась. Только вряд ли у беглецов достанет на такое терпения.

Подтянув подпругу, я вскочил в седло и направился вниз, туда, где лежало тело убитого.

Я был хорошо вооружен. Помимо винтовки Фергюсона, у меня имелись два пистолета в седельных кобурах и боевой нож — замечательное оружие, в применении которого я прошел основательную выучку.

Проезжать мимо — одно, искать — совсем другое. Мне, проезжему, не виделось тут никаких хитростей, а вот теперь местность вдруг стала до невозможности изрезанной — сплошные закутки, куда можно спрятаться. Только и оставалось дивиться и злиться на себя: надо же быть таким дураком! Я начал понимать, что там, где я не взялся бы укрыть десяток людей, вполне могла сидеть невидимой добрая тысяча индейцев. Одна за одной раскрывались складки земной поверхности, и на месте длинной травянистой возвышенности неожиданно оказывались две, сливающиеся на расстоянии, а между ними — долина, в которой можно бы выстроить изрядный город.

Сперва я не обнаруживал следов, исключая редкие тропы антилоп и бизонов. Дважды встретились отпечатки лап гризли, их без труда отличишь от следов других медведей по длинным когтям на передних лапах. Тут уже и пятерка порыскала — раз, затем второй я пересек их след.

Время шло, я методически осматривал каждый овражек, каждую впадину, каждую кучку деревьев и не находил ничего. Не видел и следов, какие могли бы оставить индейские кони.

Если паренек поступил в согласии с моими предположениями, то он вернулся к женщине в условленное место. Они успели поесть и, по всей вероятности, знали, что их разыскивают таинственные всадники. Куда бы они ни забились, выбирали они свой тайник наскоро.

Используя разные возвышенные точки, я изучал все окрест. Одно место смотрится очень уж очевидным, другое подходит плоховато… но чаще и чаще мое внимание возвращалось к высыпанию скал на склоне длинной возвышенности, обращенном к юго-востоку.

Оттуда виден был наш лагерь в ночь, когда нас обокрали. Парень не стал бы надеяться, что в этом глухом краю вдруг да попадется ночью что-нибудь полезное. Наверняка он видел нас и спланировал все еще до темноты. Маршрут раненого, умершего почти что у нас на дороге, вел от этого места.