Луч фонарика осветил первые кости.
Подробности этой истории, Камило, стали известны лишь несколько лет спустя, когда свидетельства Бенуа увидели свет. Никто не знал ни имени этого человека, ни той роли, которую он сыграл в обнаружении пропавших; если бы о нем узнали, он бы дорого поплатился за дерзость. В своих судебных показаниях кардинал отказался отвечать на вопросы, которые могли бы бросить тень на Бенуа, прикрываясь тайной исповеди. Вся правда стала известна с приходом демократии. Бенуа написал отчет о происшедшем и показал фотографии, сделанные в тот день, а также множество других снимков, часть останков была передана в прокуратуру, другие выставлены в казармах, был даже снят фильм.
Имея на руках доказательства, кардинал действовал так ловко, что правительство не смогло ему помешать. Все понимали, что, помимо морального авторитета, за его спиной две тысячи лет земной власти. Правительство решило, что одно дело арестовывать, а то и убивать священников и монахинь, другое, куда более серьезное, – враждовать с иерархом католической церкви и представителем самого папы. За годы репрессий кардинал научился хитроумным маневрам, чтобы выполнять свою миссию и помогать Жертвам, которых насчитывалось несколько тысяч. Для этого он учредил специальный викариат и включил его в состав собора. Для осмотра пещеры он тайно собрал делегацию, в которую входили дипломат из нунциатуры Ватикана, директриса Красного Креста, наблюдатель от Комиссии по правам человека и два журналиста.
Кардинал был уже не в том возрасте, чтобы карабкаться в горы самому, но отправился со своим секретарем в Науэль, где дождался остальных членов экспедиции, которые покинули столицу порознь, чтобы не привлекать к себе внимания. Несмотря на принятые меры предосторожности, жители поселка поняли, что случилось что то серьезное, иначе кардинал не появился бы в этих краях. Он прибыл в спортивном костюме, но его узнали – людям было хорошо знакомо это лицо старого лиса.
Первое заявление для прессы кардинал сделал прямо в Науэле, когда его эмиссары вернулись из пещеры. К тому времени местные жители шепотом передавали друг другу новость о том, что нашли человеческие останки. Факунда вызвала меня в Сакраменто.
– Говорят, это пропавшие крестьяне, те самые, кого забрали через несколько дней после переворота, помните?
Поначалу официальная версия свелась к тому, что произошел несчастный случай, – возможно, туристы задохнулись в пещере ядовитыми газами; позже всё списали на месть партизан или ссору среди бандитов, которые поубивали друг друга; наконец, под давлением общественного мнения, католической церкви и того факта, что во всех найденных черепах были обнаружены пулевые отверстия, власти объявили, что люди в пещере были казнены солдатами, которые действовали по собственному почину и без ведома командиров и просто перестарались, стремясь спасти родину от угрозы коммунизма. Виновные будут должным образом наказаны, заверили власти, делая ставку на то, что у людей плохая память и достаточно потянуть время, чтобы запутать улики.
Вокруг пещеры возвели забор и протянули колючую проволоку, чтобы отрезать путь любопытным: журналистам, юристам, международным делегациям, зевакам, без которых никогда не обходится, и, наконец, молчаливым паломникам – родственникам пропавших, – многие из них пришли издалека, неся с собой фотографии жертв. Отделаться от них обычными способами не удалось. Они встали лагерем на склоне холма и провели там несколько дней и ночей, дожидаясь, когда им выдадут останки. Представители власти вошли в пещеру, укутанные с ног до головы, в масках и резиновых перчатках, и вынесли наружу тридцать два черных пластиковых мешка, а паломники тем временем пели революционные песни, которых в этих местах не слышали уже много лет и все таки не забыли. Эти люди хотели покончить с неопределенностью; они годами искали своих пропавших близких, надеясь, что те еще живы и однажды вернутся домой. |