|
В последнее время он не знал ни покоя, ни радости, мы редко слышали его звучный смех. Нежности в нем тоже не осталось, потому что он разучился взаимодействовать с окружающими; злился на мисс Тейлор, отталкивал ее, оскорблял, употребляя выражения, которые никогда раньше ни с кем себе не позволял. Когда то он был высоким и крепким, но слабое здоровье превратило его в худенького старичка; благодаря этому нам удавалось с ним справиться, когда он становился агрессивным и лупил палкой каждого, кто осмеливался к нему приблизиться. Его глаза утратили блеск и ясность, он сделался капризным ребенком. Жена терпела его выходки с присущей ей британской выдержкой; она говорила, что это не тот мужчина, который десятилетиями преследовал ее с упорством пылкого влюбленного и обожал как самый верный из мужей. Она хотела помнить его таким, а не сварливым старикашкой, в которого он превратился.
Умирал Хосе Антонио тяжело, смерти он боялся и отражал ее натиск в течение долгих недель. Мы все страдали в те дни, дышал он с великим трудом, из груди вырывалось хриплое бульканье, он бился, жаловался и кричал, пока не пропал голос. Когда он в изнеможении сдался, все почувствовали облегчение, но, увидев его холодным и твердым, с лицом желтоватого оттенка, я ощутила глубочайшее потрясение – столько значил он в моей жизни и стольким я была ему обязана. Я почти не поддерживала связь с остальными четырьмя братьями, которые умерли несколькими годами раньше, но Хосе Антонио был раскидистым деревом, которое с самого моего рождения обеспечивало мне защиту и тень; он взял на себя заботу обо мне с того далекого утра, когда я обнаружила отца в библиотеке. Год спустя настала очередь Джозефины Тейлор, которая ушла воспитанно и сдержанно, как вела себя при жизни. Она не хотела никого обременять. Некоторое время боролась с раком, который, по ее словам, развился на месте некогда удаленной опухоли размером с апельсин. Вряд ли такое возможно, поскольку апельсин ей удалили в молодости, а раком она заболела спустя полвека. Она могла бы пройти курс химиотерапии, но решила, что без Хосе Антонио ее жизнь утратила всякий смысл и к своим восьмидесяти шести годам она слишком устала. Мне кажется, что я вижу ее такой, какой она была в те последние дни, маленькой старушкой из сказки, старомодной, сентиментальной, сидящей у окна с книгой, которую читать уже не могла, с Криспином у ног. Ты наверняка помнишь тот день, Камило, ты видел его в кошмарах, просыпался в горьких слезах, и единственное, что мог произнести, было имя мисс Тейлор – так ты всегда ее называл. В тот день ты вернулся из школы оборванный, потный и грязный, как обычно; бросил сумку на пол и помчался к Криспину, удивленный, что пес не вышел тебя встретить. Ты искал его, звал. Мы с Этельви ной были на кухне, смотрели мыльную оперу; ты чмокнул нас мимоходом и побежал в гостиную. Стояла зима, на улице было темно, и мы разожгли камин. В свете его пламени и настольной лампы ты увидел в кресле мисс Тейлор. Криспин лежал с ней рядом, его черная голова неподвижно покоилась на ее юбке. И тогда ты понял, что произошло.
Часть четвертая ВОЗРОЖДЕНИЕ (1983–2020)
21
Эту новость Факунда сообщила мне по телефону еще до того, как она появилась в газете, затерявшись внизу страницы и оставшись практически незамеченной. Она слышала ее от родственников индейцев, которые вот уже пятьсот лет со времен конкисты использовали один и тот же метод: передавали новости из уст в уста. Цензура, всесильная и внушающая страх, не могла заглушить глас народный. Обнаружили тела пропавших без вести; их не утопили в море и не взорвали в пустыне, их засунули в пещеру внутри холма и завалили вход. Французский миссионер и активист по имени Альбер Бенуа, проживавший в бедном районе, где правительственные репрессии были особенно суровы, узнал о массовых захоронениях на исповеди. Он был одним из тех священников диссидентов, которые вели списки репрессированных. |
