Так оно и было. При росте полтора метра, сорока шести килограммах веса и торчавших в разные стороны едва отросших волосах, в брюках, жилете и пиджаке выглядела она настоящим сорванцом. Только я видела мисс Тейлор в мужском костюме тройке в нашей с ней общей комнате.

– Родителям не понравится, – заметила я, но пообещала никому не рассказывать.

В воскресенье мисс Тейлор повела меня на прогулку на Пласа де Армас, где нас поджидала Тереса Ривас. Она ни словом не обмолвилась про наряд мисс Тейлор, взяла ее под руку, и мы направились в кафе мороженое, которое держали испанцы. Гувернантка и Тереса были поглощены беседой, а я навострила ухо, чтобы уловить что нибудь из того, о чем говорили.

– Пидораски! Бесстыдницы! – громко вскричал прохожий в шляпе и с тростью.

– К вашим услугам, сеньор! – ответила Тереса и захохотала, а мисс Тейлор покраснела от смущения.

После мороженого Тереса повела нас в свое жилище, которое оказалось далеко не таким, как мы ожидали.

Мисс Тейлор полагала, что Тереса с ее вызывающим поведением и природным изяществом происходила из высшего класса; возможно, она была одной из богатых наследниц, которые могут глумиться над условностями, поскольку за их спиной стоят деньги и влиятельные родственники. Общаясь только с нашей семьей и домашней прислугой, в социальных классах она не разбиралась.

Сказка о том, что все люди равны перед законом и Богом, – чистое надувательство, не верь ей, Камило. И закон, и Бог относятся к людям по разному. В нашей стране это особенно очевидно. При первой же встрече с кем то нам достаточно едва заметного акцента, умения обращаться со столовыми приборами или поведения с низшим сословием, чтобы в секунду определить, к какому из бесчисленных социальных слоев принадлежит новый знакомый. Мало кто из иностранцев вполне овладел этой наукой. Прости, что подчеркиваю это, Камило, я знаю, что тебя раздражает нетерпимая и безжалостная классовая система, но я вынуждена упомянуть о ней, чтобы ты понял Джозефину Тейлор.

Тереса жила на нищей и грязной улице в мансарде старинного дома. На первом этаже располагалась сапожная мастерская, на втором – домашнее швейное производство, где несколько работниц шили форму для медсестер и белые халаты для больничных докторов. К чердаку вел полутемный коридор и деревянная лестница с истертыми ступенями, над которыми изрядно потрудились термиты.

Мы очутились в просторной комнате с низким потолком и двумя грязными окнами, едва пропускавшими свет, диваном, служившим кроватью, набором стульев, которые, казалось, попали сюда прямиком с помойки, и величественным гардеробом с зеркальными дверцами, единственным свидетелем лучшего прошлого. Казалось, по комнате прошел ураган, всюду валялась разбросанная одежда и виднелись стопки газет и бумаг, перевязанных шпагатом; я подумала, что в этой комнате, наверное, не убирались месяцами.

– Кем ты приходишься дель Валье? – спросила мисс Тейлор у Тересы.

– Никем. Я пошла на вечеринку вместе с братом Роберто, он фокусник, помнишь его?

– Еще бы, у тебя потрясающий брат!

I – Фокусы – его хобби, нельзя заработать на жизнь, глотая кинжалы и заставляя исчезнуть кроликов.

Тереса зажгла горелку, вскипятила воду и налила чай в щербатые чашки – мне с сахаром, а Джозефине – с глотком дешевого агуардьенте. Они курили темные горькие папиросы, которые, по словам Тересы, очищают легкие. Тереса рассказала, что ее родители работают учителями в южной провинции, откуда они с братом Роберто уехали, как только подвернулся шанс: он мечтал об университете, а она – о приключениях; она призналась, что в родных местах не ужилась, потому что ее считали чересчур богемной. Отец много лет назад заразился испанкой и выжил, но с тех пор у него были больные легкие.

– Недавно мои старики вышли на пенсию. Учителя зарабатывают гроши, Джо.