Индейцев вытесняли систематически и целенаправленно, покупая у них землю по смехотворной цене или просто подпаивая и заставляя подписывать бумаги, которых они не могли прочитать. Если это не удавалось, прибегали к силе. С момента обретения независимости правительство только и делало, что изгоняло, ассимилировало и подчиняло «варваров», стремясь превратить их в цивилизованных людей, по возможности добропорядочных католиков, отнимая землю и устраивая репрессии. Убийства коренных жителей практиковались с шестнадцатого века сначала испанскими конкистадорами, а затем всеми, кто мог делать это безнаказанно. У индейцев имелись веские причины ненавидеть чужаков в целом и правительство республики в частности, но девочек они не похищали, и бояться их смысла не имело, объяснили Торито Ривасы.
– К тому же тебе надо помогать Бруно и присматривать за женщинами. Виолету мы в обиду не дадим.
Итак, в тринадцатое лето своей жизни я давала уроки в деревушках и на хуторах, где останавливались Ривасы. Первые несколько дней были сущим мучением – у меня болели ягодицы, к тому же я скучала по маме, мисс Тейлор и тетушкам, но, привыкнув к седлу, почувствовала вкус к приключениям. Жаловаться Ривасам было бесполезно, они не утешали и не сочувствовали, и именно в ту пору я окончательно избавилась от детских истерик. Сейчас я с гордостью могу похвастаться отменным телесным и душевным здоровьем, и меня мало что пугает.
Передвижная школа плелась со скоростью мула, на котором ехали школьные принадлежности, спальные одеяла и скудный личный багаж. Маршрут позволял оказываться в очередном населенном пункте до наступления темноты, но несколько раз нам все же приходилось ночевать под открытым небом. Я умоляла падре Хуана Кирогу избавить нас от насекомых и хищных зверей, хотя меня уверяли, что змеи в этих краях безвредны, а единственное опасное животное из семейства кошачьих – пума, которая ни за что не приблизится к костру.
У Абеля были слабые легкие, он все время кашлял и иногда задыхался, как будто вот вот помрет. Педагогическое призвание было его второй натурой; ночами под открытым небом он показывал мне созвездия, а днем – образцы флоры и фауны. Лусинда знала бесконечные истории из фольклора и мифологии, которые я не уставала слушать. «Расскажи мне еще о двух змеях, которые создали мир», – просила я.
Большую часть пути мы плелись по узким тропинкам, кое где минувшая зима стерла всякие следы, и ничто не указывало на то, в каком направлении следовать, но Ривасы не теряли присутствия духа, могли без колебаний углубиться в лес и бесстрашно штурмовали реку. Однажды моя лошадь поскользнулась на камнях и сбросила меня в воду, но подоспевший Абель подхватил меня и перенес на другой берег. В тот же день он дал мне первый урок плавания.
Ученики были разбросаны по огромному пространству, но со временем я всех их выучила так же хорошо, как Ривасы, и называла каждого ребенка по имени. Мне предстояло наблюдать, как с годами они подрастают и вступают во взрослую жизнь, минуя подростковые метания, потому что повседневные нужды не оставляли места для воображения. Все они погрязли в бедности, более достойной, чем городская, но в любом случае это была непобедимая нищета. Девочки становились матерями еще до того, как успевало созреть их тело, мальчики обрабатывали землю, подобно отцам, дедам и прадедам, если только не отправлялись на военную службу, которая позволяла им покинуть эти места на пару лет.
Я быстро утратила детскую наивность. Ривасы, ничего не утаивая, рассказывали мне про алкоголизм, избиение женщин и детей, драки на ножах, изнасилования и инцест. Реальность сильно отличалась от идиллической картины, которую мы себе рисовали по приезде. Даже в Нау эле, крошечном городке с его гостеприимными обитателями, достаточно было поскрести верхний слой, чтобы обнаружить пороки и недостатки, но Ривасы повторяли, что дело не в порочности, якобы присущей человеческой природе, а в невежестве и нищете. |