Я заставляла себя не обращать внимания на выходки Хулиана, за исключением тех случаев, когда приходилось защищать ребенка. Если я пыталась сказать ему, что он слишком много пьет или тратит на азартные игры больше, чем может себе позволить, на меня обрушивался шквал оскорблений, а затем, когда мы оставались наедине, – удары. Он не бил меня по лицу, чтобы не оставлять следов. Мы сражались как гладиаторы, ярость во мне была сильнее страха, который мне внушали его кулаки, но в итоге я неизменно оказывалась на полу, а он просил у меня прощения и говорил, что не знает, что на него нашло, это я его спровоцировала, заставив потерять рассудок.

Каждая битва, во время которой я клялась его бросить, заканчивалась объятиями. Пылких примирений хватало на какое то время, пока он снова не вспыхивал по малейшему пустяку, как будто гнев скапливался в нем под давлением и в какой то момент приходилось давать ему выход; но в перерывах между ссорами мы были счастливы, а неприятные эпизоды не всегда сопровождались битьем, в основном оскорбления были словесными. Хулиан обладал редкой способностью нащупывать у противника самое уязвимое место. Он ранил меня там, где было больнее всего.

Никто не знал об этой тайной войне, даже Хосе Антонио, которого я ежедневно видела в конторе. Мне было стыдно мириться с выходками Хулиана и еще стыднее – прощать его. Я была в рабстве сексуальной страсти и уверенности в том, что без него я пропаду. Как я поставлю на ноги детей? Как отреагирует общество и семья на мою новую неудачу? Как переживу, если прослыву отвергнутой любовницей? Я разорвала свой брак и бросила вызов всему миру, чтобы быть с Хулианом; я не могла смириться с тем, что легенда, которую я сама выдумала, оказалась ошибкой.

За десять дней до родов мы узнали, что у меня поперечное предлежание плода. Я в который раз пожалела, что с нами больше нет тетушки Пии: несколько раз я видела, как своими волшебными руками она переворачивала ребенка – а иногда теленка – в утробе матери, чтобы расположить его правильно. По ее словам, она видела младенца душой и поворачивала его с помощью массажа, энергии любви и молитв Деве Марии, матери всего сущего. Я отправилась на ферму, и дядя Бруно отвел меня к Яиме, но в этом вопросе знахарка разбиралась хуже, чем тетушка Пия. После церемонии с заклинаниями и бубнами она пощупала мне живот и напоила меня травяным отваром, но ничего не изменилось. Врач решил, что мне сделают кесарево сечение, чтобы избежать осложнений.

Между мной и Хулианом разразилась одна из наших грандиозных ссор, которые обычно продолжались не менее недели. Пока он был в столице, где встречался с инженерами, планировавшими строительство плотины, ко мне явилась молодая женщина и представилась его невестой. Воображаю, что почувствовала бедняжка, увидев на пороге женщину с запавшими глазами, пигментными пятнами на лице, животом величиной с арбуз и опухшими ногами, которая назвалась женой Хулиана Браво. Мне стало так жалко нас обеих, что я пригласила ее в гостиную, предложила лимонад, и мы вместе поплакали.

– Он сказал, что мы будем любить друг друга вечно, – пробормотала она.

– Он говорил мне то же самое, когда мы познакомились, – ответила я.

Хулиан заверил ее, что свободен, никогда не был женат и ждал этой встречи всю жизнь.

Я никогда не узнаю, чем у них в итоге кончилось дело. Пока Хулиан отсутствовал, я жила как на американских горках, раздираемая противоречивыми чувствами. Мне хотелось уехать подальше, никогда больше его не видеть, сбежать навсегда, стать другим человеком в другой стране, но об этом нечего было и мечтать, мне предстояло вот вот родить, и скоро у меня будет двухлетний малыш, виснущий на юбке, и младенец на руках.