|
– Во время работы на Памире мне довелось держать их в руках, – ответил другой, поправляя на спине большую плетеную корзину. – Но, к сожалению, из крепости я не мог отправить посылку, а потом, во время нападения Корзубека, все бумаги погибли в пожаре. – То есть письмо вы писали по памяти? – Да. Я писал трижды. Один раз из Ленинграда, после возвращения с Памира и два раза уже в Москве. Про ленинградское письмо я позже узнал, что директор института не дал ему хода, а уничтожил как противоречащее идее материализма. Он побоялся, что в органах его могут не так понять. На второе письмо я не получил никакого ответа, а третье вот, у вас. – К сожалению, я получил его лишь несколько часов назад и не успел внимательно ознакомиться. Понял лишь, что важное событие космического масштаба начнется этой ночью и будет продолжаться в течение трех суток. Вы сообщаете, что в дневниках Тихонова событие названо «Голосом Бога». – Это термин Тихонова, – сообщил китаец с корзиной. – Может быть, это термин Богдана, со слов которого Тихонов делал записи. Но, что наиболее вероятно, это термин первоисточника, созданного монахами в одном из тибетских монастырей. Мне он не очень нравится, хотя в какой- то мере передает суть. – В чем же, по-вашему, эта суть заключается? Варя раскрыла глаза, отогнав видение собирающих чай китайцев. Но голоса не исчезли. – Н-да… Непростой вопрос. Девушка поняла, что это говорит профессор Варшавский в гостиной, а вот голос его собеседника она слышала впервые. – Так вот, Максим Георгиевич, – продолжал Варшавский. – Я, понимаете ли, привык говорить языком науки, а перевод в повседневные термины меня утруждает. Теряется четкость мысли. – А вы не беспокойтесь, – ответил Дроздов. – Если мне покажется, что я упускаю нечто важное, я попрошу вас рассказать все подробненько. – Как вам будет угодно. Значит, вы хотите знать суть? Варя поднялась с дивана и, стараясь не шуметь, на цыпочках шагнула к двери. Осторожно вытащив ключ, она прильнула к замочной скважине и разглядела Варшавского со спины, а его собеседника в профиль. Тот сидел в кресле напротив Варшавского. Это был видный мужчина, высокий, жилистый, ухоженный. Особенно бросалась в глаза его аккуратненькая бородка и страшные неподвижные глаза. Она даже испугалась, что он увидит этими буравящими глазами, как она прячется за дверью. Тогда и ей несдобровать, и профессору. Но еще страшнее было отвернуться от замочной скважины и не видеть этого зловещего человека. Господи! Как профессор с ним разговаривает так запросто, и даже голос его не дрогнет? Она умерла бы. От такого не сбежишь, как от товарища Андрея, и не обманешь его, как туповатого трусливого Роберта. – Суть-то суть, – произнес задумчиво пришелец и потеребил свою бородку. – Понимаете, профессор, есть суть, а есть главное! В данном случае, выражаясь научным языком, главным является то, как услышать Голос этого Бога. – Я бы назвал это практической стороной вопроса. – Как хотите это называйте! – пренебрежительно вздохнул Дроздов. – Только объясняйте поскорее. Часики стучат, минутки бегут. Времечко бежит… Понимаете, профессор? А жизнь одна! – Одна, – вздохнул профессор. – Но боюсь, что без сути явления практическую сторону объяснить будет сложно. |
