Будучи ученой, Хелен разбиралась в феноменах природы. Из за того, что ночи были холодными, а дни – по прежнему теплыми, деревья в это время года вырабатывают вещество, блокирующее влагообмен между ветвями и листьями. Следствием этого становится резкое снижение содержания хлорофилла в листьях, а сахар окрашивает их в самые теплые цвета. Химический процесс, не более того. Впрочем, как и любовь. Хелен почти сумела убедить себя таким биологически рациональным объяснением, однако ей вдруг стало тяжело на сердце. Как ни хотелось ей этого, как ни цеплялась она за идеалы науки, оставаться по настоящему рассудительной и благоразумной не получалось. Так же, как и тогда, когда она обязала Бетти хранить молчание относительно результатов МРТ.

– Почему? В этом же нет ничего постыдного, – удивилась Бетти и тем самым преступила невидимую для всех, кроме Хелен, границу. Ее тело принадлежит ей, и именно она будет решать, с кем делиться медицинскими снимками ее мозга, а с кем – нет.

В конце концов она попросила Бетти, как коллега коллегу, сохранить все сказанное в тайне. Затем в комнату вошел Клод, и разговор резко оборвался. Заметив, что при его появлении воцарилась тишина, он даже немного обиделся.

– Вы что, поссорились, что ли? – спросил он, и обе улыбнулись его смущению.

Затем Хелен взяла отгул на оставшуюся часть дня, предварительно убедившись, что все записи об испытании с ее участием стерты.

И вот теперь она чувствовала себя подавленно. Голова болела, как часто бывало после громких звуков. Она помассировала переносицу большим и указательным пальцами. Потом нужно будет выпить таблетку, а лучше две.

– Мое тело принадлежит мне, – негромко повторила она слова, которые недавно сказала Бетти.

Так бывало не всегда. Может быть, поэтому ей нелегко позволить кому то проникнуть в тайны ее тела? Может быть, поэтому она так резко отреагировала на любопытство Бетти? Опасалась, что снимок ее мозга пойдет по рукам? На миг она представила себе обложку журнала «Вог» с фотографией ее собственного мозга, затем зажмурилась, чтобы отогнать прочь нежелательный образ. Хелен вздохнула, подставила лицо солнечным лучам, почувствовала тепло на лбу и понадеялась на то, что ультрафиолетовые лучи сожгут ее мрачные мысли.

Хелен опустила руку в карман пальто и нащупала конверт. Вытащила его, вынула из него письмо, где на бланке красовалось изображение парижского Лувра. Под ним была напечатана фамилия директора музея, месье Луи Русселя. Хелен пробежала глазами строчки. Месье Руссель выражал свою радость по поводу того, что скоро сможет приветствовать такое светило науки, как она, в парижском Центре исследований и реставрации музеев Франции, сокращенно ЦИРМФ, и сообщал о том, что все готово для предстоящей работы. Кроме того, он еще раз напоминал о необходимости хранить все в строжайшем секрете. Из соображений безопасности. Даже ее ближайшие сотрудники, Бетти и Клод, не имели права знать о том, что именно является целью ее визита в Париж. Ей это казалось некоторым преувеличением, но придавало поездке особый шарм.

По лицу ее скользнула улыбка. Мысль о Париже навевала радостные воспоминания, похожие на воспоминания о минувшем лете. В Париже ей довелось пережить самые чудесные моменты своей жизни… и в то же время самые худшие.

Сложив конверт таким образом, чтобы он поместился в кармане пальто, она нащупала мобильный телефон. Медленно вытащила наушники, вставила один из них в ухо. С тех пор как Хелен прочла в специализированном журнале об исследовании шведских ученых воздействия излучений мобильного телефона на мозг, она перестала подносить аппарат непосредственно к уху.

Хелен набрала номер Мэйделин. Прошло некоторое время, прежде чем раздался звук вызова, породивший колющую боль, которая протянулась от внутреннего уха к виску.