— Слышь, Милка, это СОБР! — озабоченно произнес Таран. — Ты хочешь с ними увидеться? Я — нет.

— Взаимно, — произнесла «королева воинов». — А ну-ка ходу отсюда!

И они выскочили в «театральный» коридор, после чего что есть духу понеслись в сторону тамбура. Забег получился еще тот: при мечущемся из стороны в сторону тусклом свете Милкиного фонарика перепрыгивали через крупные обломки и головешки, что полегче, пинками отшвыривали с дороги. Перескочив через поваленные двери, оказались в тамбуре.

— Смотри! — воскликнула Милка. — А эта дверь-то, которая в гараж ведет, — открыта! Значит, они выползли уже после того, как мы здесь проходили.

— Ясно, что не «до», иначе бы встретились в коридоре, — хмыкнул Таран.

— Не, я просто засомневалась было… Может, думаю, еще через какую-то дыру вылезли, а мы их в тюрьме искать будем… Жмем дальше!

Таран хотел было возразить, что открытая дверь в принципе еще не значит, что вышедшая из нее публика отправилась в направлении тюрьмы, а не «театра», но решил не вносить сумятицу.

Они уже добежали до поворота и довольно бесстрашно, без разведки, так сказать, забежали за угол, как вдруг пол дрогнул; а затем откуда-то издали донесся гулкий грохот взрыва. Воздушная волна сильно толкнула в спину.

— Это там, в погребе, на горке! — догадалась Милка.

— Собровцы на мину напоролись… — успел пробормотать Таран, но тут тряхнуло гораздо сильнее, так, что они с Милкой не устояли на ногах и полетели на пол. А следом так шандарахнуло, что Юрка разом потерял сознание.

НАС ИЗВЛЕКУТ ИЗ-ПОД ОБЛОМКОВ?

Таран, конечно, не первый раз взрывался, но все-таки опыт в таком деле особого значения не имеет. Тут уж как повезет. Летом на даче полковника Мазаева ему повезло больше. Пролетел немного по воздуху, шлепнулся на кучу сена, отряхнулся, почесался — и убег в нужном направлении. Когда час назад или даже меньше подорвался на растяжке у двери, ведущей к «театральному» коридору, тоже повезло — успел щелчок услышать, отпрыгнул вовремя, плюхнулся на относительно мягкую Милку. В этот раз, когда Юрка открыл глаза, ему показалось, будто теперь-то хана настанет совершенно неизбежно и ему надо молить Господа Бога, чтоб это дело не затягивалось надолго.

Он лежал лицом вниз на цементном полу, а на спину ему давило что-то неровно-плоское, жесткое и дьявольски тяжелое. Скорее всего, как представилось поначалу Юрке, — бетонная плита.

Прекрасно соображая, что угодил под завал, Юрка больше минуты пролежал совершенно неподвижно, вообще не пытаясь ни двигаться, ни даже лишний раз вдохнуть-выдохнуть. Шевелиться Таран боялся потому, что ему казалось, будто, ворохнувшись, он может чего-нибудь сдвинуть, и тогда обломки, обвалившись, расплющат ему руки-ноги, переломают кости, но при этом не раздавят голову, защищенную шлемом, и тогда будет очень больно.

Однако, когда эта минута истекла, Юркина башка стала соображать получше и более критически воспринимать окружающую обстановку. Более того, он стал ощущать кое-какие несоответствия между своими первыми впечатлениями о ситуации и тем, что имело место в действительности. Например, в промежуток между шлемом и воротником бушлата периодически вкатывалась легкая волна теплого воздуха. То есть кто-то рядом дышал. Вскоре после того, как у Юрки восстановился слух — он от взрыва на какое-то время оглох, — Таран и само сопение расслышал.

Отсюда Юрка сделал достаточно смелый вывод, что на спине у него лежит не бетонная плита, поскольку плиты обычно не дышат, а нечто более живое, хотя и не менее тяжелое.