|
Не обращая внимания на то, что край моего меча зазвенел, задевая камни, я облизывал пересохшие губы. Я не осмели-вался снова взглянуть на них, хотя сознавал, что они собрались вместе всего в нескольких ярдах от меня и внимательно наблюдают. И в этом напряженном молчании я слышал, как шипят и по-трескивают горящие головы проклятых демонов. Я сунул руку в карман и вынул четки из янтарных бусин. Рука моя позорно задрожала, ко-гда я взялся за них, а затем я их поднял, позволив повиснуть в воздухе крошечному распятию, и швырнул в нее. Они упали прямо над ее маленькими ладонями, прямо над белыми холмиками полуобнаженных грудей. Четки улеглись там, распятие упокоилось в ложбинке на ее бледной коже, а она даже не шевельнулась. Свет приникал к ее ресницам, как пыльный налет. Без всяких объяснений или извинений я прошел к следующему, сорвал с него пелену и разрубил его или ее, не знаю, кого именно, с громким, пронзительным воплем. Я схватил отсеченную голову за густые каштановые локоны и зашвырнул ее, отвратительную, мимо ангелов, в массу помоев, лежавшую у самых их ног. Затем подошел к следующему. Годрик. О Господи, вот это встреча! Я увидел лысую голову еще до того, как прикоснулся к пелене, и теперь, срывая ее, услы-шав, как она рвется из-за моей торопливости, я ожидал, что он раскроет глаза, ожидал, что он приподнимется со своего ложа и свирепо взглянет на меня. – Узнаешь меня, чудовище? Узнаешь меня? – возопил я. Меч рассек его шею. Белая голова покатилась по полу, и мечом я проткнул кровоточащий обрубок его шеи. – Узнаешь меня, чудовище? – снова вскричал я, обращаясь к этим трепещущим векам, к ра-зинутому в агонии, изнемогающему красному рту. – Помнишь меня? Я потащил его к куче других голов и водрузил сверху, словно боевой трофей. – Знаешь меня? – простонал я еще раз. А потом в ярости поспешил снова к своей работе. Еще двоих, потом троих, потом пятерых, семерых, девятерых, затем еще шестерых – и с Двором было покончено, все его танцовщики и господа, и госпожи были мертвы. И затем, направившись в другую сторону, я быстро разделался с теми бедными сельчана-ми-прислужниками, для которых не нашлось покрывал, чьи хилые, слабые от полуголодного существования, бледные руки вряд ли смогли бы подняться для самозащиты. – А охотники? Куда подевались охотники? – В дальнем конце. Теперь там почти стемнело. Будь предельно осторожным – Я вижу их, – сказал я, подтянулся кверху и едва не задохнулся. Они лежали в ряд вшесте-ром, головами к стене, как остальные, но оказались в рискованной близости друг от друга. Мне грозила серьезная опасность. Внезапно я расхохотался, осознав простоту ситуации. Продолжая смеяться, я сорвал первую пелену и с размаху ударил мечом по ногам демона. Он приподнялся, и мне не составило труда определить, куда направить удар, а струи крови уже били фонтанами. Что до второго, я сразу обрубил ему ноги, а потом разрезал его посредине, но едва успел нагнуться над его головой, как его рука ухватилась за меч. Однако мне без труда удалось отру-бить эту руку. – Умри, ублюдок, ты, похитивший меня со своим напарником, я запомнил тебя! И наконец, я подошел к последнему, и вот его бородатая голова уже была в моей руке. Медленно я пошел обратно, держа голову этого последнего, пиная ногами остальные перед собой, – головы, которые зашвырнуть подальше у меня уже не хватало сил, и потому я бил по ним, как по отбросам, пока они не оказались на свету. Теперь уже стало совсем светло. С западной стороны церкви сияло послеполуденное яркое солнце. А открытый люк над головой пропускал погибельное тепло. Медленно я отер лицо тыльной стороной левой руки, опустил на пол свой меч и порылся в карманах в поисках платков, которыми снабдили меня монахи. Я нашел их и вытер лицо и руки. Затем поднял свой меч и снова подошел к изножию ее могилы. |
