.. минуту!
Рыжеволосая кивнула и, положив сумочку на трюмо, подошла к шкафу.
Через пятнадцать минут, когда она, уже переодевшись и приняв душ, деловито орудовала лопаточкой, поджаривая на шипящей и плюющейся маслом сковороде пару солидной толщины стейков из свинины, на кухне появилась черноволосая. Плюхнувшись на табуретку, она с наслаждением развела руки, запрокинула голову и довольно выдохнула:
– Уф, сегодня целый день не разгибаюсь. Сначала на работе пришлось подготовить и разослать почти триста писем. А потом здесь, как пришла – села за свой. И вот только встала.
Рыжая в очередной раз перевернула стейки и, отключив огонь под кастрюлькой со спагетти, достала дуршлаг:
– Ну и надо было так надрываться?
Черноволосая поморщилась:
– Мойз... Дмитрий Иванович сказал, что завтра прибудет курьер.
Рыжая усмехнулась:
– Ничего, подождал бы денек-другой. – Черноволосая молча достала пачку узких, тонких сигарет, прикурила одну и, выпустив клуб ароматного, чуть пахнущего ментолом дыма, прищурила глаза. – Знаешь, – мечтательно сказала она, – когда-то, в сороковом, я послала Мойзеля ко всем чертям. Ну, на том балу у герцогов Мальборо... Ну, сразу после того как Черчилль снова стал премьером, неужели ты не помнишь?
Рыжая покачала головой:
– В то время, милая моя, я чистила котлы в бесплатной столовой в Варшавском гетто и думала, что моя жизнь подходит к своему печальному завершению.
Черноволосая посмотрела на нее долгим взглядом.
– Прости, – сказала она и замолчала.
После длинной паузы, за время которой на столе появились тарелки, хлеб и бутылочка кетчупа, рыжая с улыбкой сказала:
– Ай, не бери в голову... Вот интересно, почему практически каждого из нас когда-нибудь обязательно принимают за еврея или еврейку? Насколько я знаю, один только Мойзель никогда не попадал в такую ситуацию.
Черноволосая с усмешкой возразила:
– Ты не права. Он тоже побывал евреем. Впрочем, я бы не сказала, что его ПРИНЯЛИ за еврея. Просто в то время в Гейдельберге невозможно было быть банкиром и не быть евреем.
Рыжая понимающе кивнула:
– Ну да, я же забыла, что ты имела с ним роман гораздо позже, чем я, и потому лучше меня знаешь последнюю треть его жизни. – Она лукаво улыбнулась. – Честно сказать, многие, и я в том числе, считали, что тот громкий и шикарный скандал в сороковом ты устроила как раз в ознаменование вашего разрыва.
Черноволосая рассмеялась:
– ТОГДА я считала несколько иначе, но, судя по всему, ты права. Хотя мне до сих пор еще довольно трудно признаться в этом самой себе. Так ты о нем знаешь? – спросила она серьезно.
Рыжая кивнула:
– Конечно. Каждый из нас информируется о случаях отказа от надежды. И, могу тебе сказать, многие из нас были категорически против того, чтобы Мойзель встревал в ту авантюру с Освенцимом. – Она запнулась, потом, твердо глядя в глаза собеседнице, договорила: – И я в том числе.
Черноволосая молча затянулась сигаретой, задержала дыхание и выпустила дым через ноздри. В кухне стояла напряженная тишина. Наконец черноволосая разомкнула губы и сказала:
– Что ж, я это заслужила. – Она подняла глаза и, глядя в упор на рыжую, спросила: – А это твое мнение, ты с тех пор его изменила?
Рыжая улыбнулась и тряхнула волосами.
– Перестань, конечно же – да. Иначе я бы ни за что не согласилась поехать с тобой в эту глушь. К тому же тогда в моем отношении к тебе не было ничего личного. |