Изменить размер шрифта - +
  Над  ним
          держалось в воздухе что-то в виде огромного пузыря, с тысячью протянутых  из
          середины клещей и скорпионьих жал. Черная земля висела на них  клоками.  Все
          глядели на него, искали и не могли  увидеть  его,  окруженного  таинственным
          кругом.
               - Приведите Вия! ступайте за Вием!- раздались слова мертвеца.
               И вдруг настала тишина в церкви; послышалось вдали волчье завыванье,  и
          скоро раздались тяжелые шаги, звучавшие по церкви; взглянув  искоса,  увидел
          он, что ведут какого-то приземистого, дюжего, косолапого человека. Весь  был
          он в черной земле. Как жилистые, крепкие корни,  выдавались  его  засыпанные
          землею ноги и руки. Тяжело ступал  он,  поминутно  оступаясь.  Длинные  веки
          опущены были до самой земли. С ужасом заметил Хома, что  лицо  было  на  нем
          железное. Его привели под руки и прямо поставили к  тому  месту,  где  стоял
          Хома.
               - Подымите мне веки: не вижу! - сказал подземным голосом Вий  -  и  все
          сонмище кинулось подымать ему веки.
               "Не гляди!" - шепнул какой-то внутренний голос философу. Не вытерпел он
          и глянул.
               - Вот он! - закричал Вий и уставил  на  него  железный  палец.  И  все,
          сколько ни было, кинулись на философа. Бездыханный грянулся он на  землю,  и
          тут же вылетел дух из него от страха.
               Раздался петуший крик. Это  был  уже  второй  крик;  первый  прослышали
          гномы. Испуганные духи бросились, кто как попало,  в  окна  и  двери,  чтобы
          поскорее вылететь, но не тут-то было: так и остались они там,  завязнувши  в
          дверях и окнах. Вошедший священник остановился при виде  такого  посрамления
          божьей святыни и не посмел служить панихиду в  таком  месте.  Так  навеки  и
          осталась церковь с завязнувшими в дверях и окнах чудовищами, обросла  лесом,
          корнями, бурьяном, диким терновником; и никто не найдет теперь к ней дороги.
           
               Когда слухи об этом дошли до Киева и богослов Халява услышал наконец  о
          такой участи философа  Хомы,  то  предался  целый  час  раздумью.
Быстрый переход