Николай Гоголь. Вий
Миргород - 3
Как только ударял в Киеве поутру довольно звонкий семинарский колокол,
висевший у ворот Братского монастыря, то уже со всего города спешили толпами
школьники и бурсаки. Грамматики, риторы, философы и богословы, с тетрадями
под мышкой, брели в класс. Грамматики были еще очень малы; идя, толкали друг
друга и бранились между собою самым тоненьким дискантом; они были все почти
в изодранных или запачканных платьях, и карманы их вечно были наполнены
всякою дрянью; как-то: бабками, свистелками, сделанными из перышек,
недоеденным пирогом, а иногда даже и маленькими воробьенками, из которых
один, вдруг чиликнув среди необыкновенной тишины в классе, доставлял своему
патрону порядочные пали в обе руки, а иногда и вишневые розги. Риторы шли
солиднее: платья у них были часто совершенно целы, но зато на лице всегда
почти бывало какое-нибудь украшение в виде риторического тропа: или один
глаз уходил под самый лоб, или вместо губы целый пузырь, или какая-нибудь
другая примета; эти говорили и божились между собою тенором. Философы целою
октавою брали ниже: в карманах их, кроме крепких табачных корешков, ничего
не было. Запасов они не делали никаких и все, что попадалось, съедали тогда
же; от них слышалась трубка и горелка иногда так далеко, что проходивший ми-
мо ремесленник долго еще, остановившись, нюхал, как гончая собака, воздух.
Рынок в это время обыкновенно только что начинал шевелиться, и торговки
с бубликами, булками, арбузными семечками и маковниками дергали наподхват за
полы тех, у которых полы были из тонкого сукна или какой-нибудь бумажной
материи.
- Паничи! паничи! сюды! сюды! - говорили они со всех сторон. - Ось
бублики, маковники, вертычки, буханци хороши! ей-богу, хороши! на меду! сама
пекла!
Другая, подняв что-то длинное, скрученное из теста, кричала:
- Ось сусулька! паничи, купите сусульку!
- Не покупайте у этой ничего: смотрите, какая она скверная - и нос
нехороший, и руки нечистые. |