— Ошибаешься. По договору, который подписал твой дядя, все законно. Тебе там понравится, — радостно сказал он. — У тебя будет своя комната с окном и камином. И мягкая кровать. Я должен признать, — хихикнул Хартзингер, — в этом деле мне важен не только твой, но и мой комфорт.

Голова раскалывалась на части, поэтому Мирабелла не сразу поняла, что он имел в виду. Понимание нахлынуло вместе с плотными и мутными волнами отвращения. У нее ужасно свело желудок и показалось, что ее вот-вот вырвет. Мирабелла забилась в угол и стала глубоко дышать, пока тошнота не отступила.

— Но, как говорится, делу время — потехе час, — продолжил Хартзингер как ни в чем не бывало. — Расскажи, что тебе известно о фальшивых банкнотах.

Она с трудом покачала головой.

— Не прикидывайся, что ничего не знаешь, не поможет. Я подслушал вашу с дядей беседу. — Он глупо заулыбался. — Не могу передать, какое удовольствие получил, наблюдая, как ты швыряешь в барона его же вещи. Я бы не стал вмешиваться, не назови ты его… — Он уставился в потолок, вспоминая. — Э… жалкий фальшиво… А потом ты замолчала. Поведай мне, дорогая, почему ты так сказала?

Она не хотела ничего говорить. Но он бы все равно заставил. Поэтому Мирабелла попыталась его отвлечь.

— Вы — сообщник.

Хартзингер задумчиво сдвинул брови.

— Мне не нравится это слово. Оно преуменьшает мои заслуги. Скажем так, я создатель. Это я придумал, как провернуть наше маленькое дельце. Но мне до сих пор не ясно, как ты о нем узнала.

— Это имеет значение?

— Уважь меня, — сказал он.

— Нет.

— Говори, — повторил Хартзингер, подняв пистолет. — Или снова окажешься в сундуке.

— Я рылась в кабинете дяди и нашла клише с банкнотами. На его лице отразилось недоумение.

— Клише?

Мирабелла не успела ответить. Выстрел, грянувший словно из ниоткуда, рассек ночной воздух. Кони понесли, карета рванула вперед, и Хартзингера бросило на Мирабеллу. Она толкала его руками и ногами, пытаясь отпихнуть назад… и выбила у него пистолет. Тот отскочил от лавки и упал на пол.

Они оба ринулись к оружию. Мирабелла была ближе и успела первой, но Хартзингер упал на нее сверху.

Мирабелле было больно, страшно и гадко, как никогда в жизни, когда он своим весом придавил ее к полу. Она двинула его локтем под ребра, но Хартзингер лишь прохрипел и просунул под нее руку, чтобы вцепиться в пистолет.

Понимая, что не в состоянии сбросить Хартзингера или навести на него пистолет, Мирабелла могла сделать только одно: крепче сжать оружие, зажмуриться и не думать, что его лапы касаются ее рук.

Карета замедляла ход. Разве нет? Разве грохот колес не становился тише? В сердце появилась надежда, когда Мирабелла услышала стук копыт сбоку от кареты и далекий голос Вита, выкрикивающий ее имя. Только бы продержаться…

Рука Хартзингера схватила пистолет, соскользнула, когда Мирабелла дернулась, и снова схватила.

Надежда угасла так же быстро, как и появилась. Она не продержится. Она недостаточно сильна. Хартзингер отберет пистолет через несколько секунд. И он не станет стрелять в свой единственный «козырь». Он застрелит Вита.

Не думая, Мирабелла сжала пистолет, направила его в сторону, подальше от лица, и, собравшись с последними силами, откинулась назад, насколько это позволял вес Хартзингера.

И нажала на курок.

Звук был оглушительный — ужасный гул, от которого у нее зазвенело в ушах. Жар обжег грудную клетку, и она закричала.

Но даже сквозь шум и боль Мирабелла слышала вопли мистера Хартзингера. Она попала в него? Она хотела лишь обезвредить оружие, но если нечаянно ранила его, то так даже лучше.