Причем в то время никто не задумывался над тем, чтобы солдат шел служить куда-то рядом с домом.
Куда послали, туда и нужно было отправляться, а прибалтов в армии не любили. Они казались «издевательски спокойными», но легко могли начать спорить и выяснять свои права, а главное все их личные вещи были предметом зависти других солдат. Паренек со смешным акцентом, с хорошими, на зависть, вещами и поистине нордическим спокойствием, которое все принимали за слабость характера, у всех вокруг вызывал раздражение вперемешку со страхом. Все это вместе очень часто приводило к дедовщине и насильственным преступлениям по отношению к таким солдатам. В 1980-х ко всему прибавились тотальный дефицит на грани голода, нищета и общее ощущение распада и застоя во всем. Год от года дедовщины в армии становилось все больше, а формы ее проявления все больше напоминали пыточные лагеря.
Глава 4
В армии
Сакалаускаса отправили служить вроде бы и не очень далеко, в часть под Ленинградом. Нужно было бы радоваться, но письма рядового домой раз от раза становились все уклончивее и мрачнее.
Артураса распределили в часть, где помимо него было еще только три литовца. Первое, что увидели солдаты, приехав в часть, была огромная кирпичная стена, на которой был изображен флаг СССР. Краска кое-где со стены уже облупилась, но флаг на вполовину раскрошившихся и поросших травой кирпичах все еще можно было разглядеть.
Началось все с того, что рядовой получил от повара сильно пересоленную похлебку, а повар Гатауллин в ответ, ухмыляясь сообщил, что исправится и в следующий раз вместо соли положит туда песок. Так и случилось, а ночью рядовой Сакалаускас проснулся от того, что его ноги горели. Он начал беспомощно махать ногами, чтобы потушить пожар, и в этот момент в казарме раздался хохот десятка, собравшихся вокруг него солдат. Это был «велосипед», любимый аттракцион солдат.
Впрочем, более всего Артурасу досаждал старший сержант Слесарев, которому он должен был беспрекословно подчиняться. Завидев рядового, Косарев расплывался в улыбке и вразвалочку подходил к литовцу, лишь глазами показывая на руки. Артурас никогда не подчинялся с первого раза. Слесареву приходилось «разок ударить», чтобы Артурас послушно сложил руки перед лбом, и сержант мог с удовольствием «пробить лося» под всеобщий хохот сослуживцев Сакалаускаса.
Артурас и другие литовцы стали любимыми объектами для издевок и унижений со стороны других солдат. Дошло до того, что одного изнасиловали и покалечили, а другого покалечили и в итоге перевели. Остался только Артурас, и тот понимал, что жить ему здесь оставалось недолго. Теперь к побоям, пыткам и издевкам «товарищей» прибавились голод и пытки со стороны начальства.
Совершенно спокойный, добрый человек. Никогда никаких эмоциональных всплесков не было. Я даже когда узнал о расстреле, подумал, что это наш старший сержант Слесарев…
(Игорь Жуков, солдат из того же отряда)
Старший сержант Слесарев обращался ко мне только нецензурно. Он «бил лося» несколько раз в день. Он приказывал положить ладони на лоб, а затем бил. Если ему не нравилось, как сложены мои руки, он повторял. Это часто делалось перед составом. Мое лицо болело, а голова опухло. В комнате Ленина, Слесарев сидел с Носковым. Я вошел, Слесарев грубо велел мне выйти. Когда я вышел, он приказал мне вернуться и отжаться тридцать раз. Ему показалось, что я встал слишком медленно, и он приказал мне снова лечь и ползти по комнате Ленина. Если я не повиновался, он снова «бил лося» и снова приходилось ползать.
(Из показаний А. Скалаускаса)
Этот же сержант допускал насилие в адрес других. В частности, перед глазами у него был пример парня, которого избили, а потом заперли в кладовке, на неделю…
(Галина Жукович, адвокат А. Сакалаускаса)
Сакалаускас все же пошел на крайнюю и последнюю меру. |