|
– Что на этот раз? – Вскрыли вагон с запчастями для иномарок, – благодушно объяснил Михаил, Он вынул из сейфа плоскую бутылку коньяка «Дагестанский» и два стакана. Разлил по сто двадцать пять граммов. – Всегда бери в такой посуде. Махинаторам лень возиться с мелкой тарой, поэтому в плоских бутылках – наверняка нефальсифицированный. – «Почти наверняка». – Дмитрий поднял стакан. – Ладно, за успех. – Нашего безнадежного предприятия, – подхватил Березин и залпом опрокинул стакан. – Слушай, это из того состава, который только что прибыл из Германии? – спросил Дмитрий, прихлебывая коньяк. – Ага. Хорошо информированы, черти. В других вагонах «Рама», ее не тронули. И что в ней люди находят? Моя теща просто с ума сошла – ах, полезная, без холестерина! Да маргарин маргарином! Я ее спрашиваю: «Старушка, мил человек, объясните, чего ж вы в раньшее совейское время маргарин не жрали, на хлеб не мазали?» А она мне: «У „Рамы“ особый аромат». А по-моему, подсолнечным маслом за версту несет. Короче, я ей так сказал: если еще намерена видеть любимого зятя, чтоб на столе было масло. С холестерином, вредное. Иначе не приду. Вот такая я сволочь. – Да… – думая о своем, сказал Дмитрий. – В букваре-то, ты знаешь, опечатка. Там «Мама мыла раму», а надо «Мама ела „Раму“». Самарин рассмеялся. – Слушай, Мишаня, значит, они безошибочно выбрали именно вагон с запчастями. А охрана что? – Да чего-то там такое… То ли драка произошла поблизости, толи в другой вагон полезли… Охрана вся туда ну они под шумок и грабанули вагончик. Дело передали Кате Калачевой, пусть она и ломает голову. – Тут кто-то свой, вокзальный… – Все-то тебе, Дмитрий Евгеньевич, перевертыши мерещатся. Ты об этом Пониделко сообщи, он у нас устроит образцово-показательную операцию «Чистые руки»… Дмитрий, вздохнув, допил коньяк. Он хорошо помнил прошлую подобную операцию, которая не дала никаких результатов, кроме нервотрепки и писания идиотских бумажек. Так что перевертыши могут спать спокойно. – Да чего ты его мусолишь, как культурный. Самарин очнулся. Березин откручивал голову второй бутылке. Дмитрий допил последний глоток и покорно протянул стакан. На этот раз Михаил плеснул граммов по пятьдесят. Разговор перешел на другое. Мишка Березин стал рассказывать о дочери, у которой не ладилось сольфеджио. Музыкальная тематика напомнила о сестре. Как она говорила во время одной из ссор: «Мент – тот же преступник, только в форме». В чем-то она права. Конечно, не все менты преступники, да беда не в них. Хуже то, что каждый делает свое маленькое дело, а в другие не суется. Вот Мишка живет себе спокойно, опрашивает свидетелей, оформляет протоколы, готовит дела для передачи в суд, и ничто его не колышет, кроме дочкиного сольфеджио. Хорошо и просто. – Я собирался в больницу к матери Пуришкевича. Но теперь дело у тебя. – Да эта старперша наверняка ничего не знает. Будет только причитать… Может, съездишь, раз все равно собирался? – Березин разлил остатки коньяка. – А я пока подготовлю дело Константинова. Но там – мрак. Одного настырного коммерсантика в поезде по пьяни обчистили. Был уже день, когда Кол Шакутин с трудом разлепил глаза. Ему снилось, что звонят из прокуратуры но ноги вдруг сделались свинцовыми и он никак не может встать и дотянуться до телефона. Накануне с родственником выпили с горя и, как оказалось, переусердствовали. |
