Изменить размер шрифта - +
– Больной какой-то. Можно идти, гражданин следователь? – спросил он у Дмитрия.
 – Идите. Но подписку с вас никто не снимал. Поняли?
 Когда дверь за Василием закрылась, Кол обратил на следователя взор, полный скрытой мольбы:
 – Гражданин следователь, это он! Я в этом абсолютно уверен. Безусловно он.
 Надо найти проводника он подтвердит. И потом – отпечатки! Вот главная улика.
 – Честно говоря, – Самарин отвернулся от монитора и посмотрел на Кола, – я вам верю. Скорее всего так оно и было, как вы говорите. Он ехал с вами в купе, обокрал вас, потом пытался извлечь выгоду из документов. Но… – он улыбнулся, как показалось Шакутину, немного виновато, – все это надо еще доказать. А это, боюсь, будет не так легко. Посмотрим, что покажет экспертиза.
 – Но разве ее еще не закончили?
 – По-моему, бутылку еще никуда не отправляли… – также невесело улыбнулся Самарин, – во всяком случае, сегодня, когда я получал дело, она была на месте – в сейфе.
 – И то хлеб! – воскликнул Кол.
 – Да, – очень серьезно согласился Самарин, – потерять вещдоки – это у нас первое дело.
 В кабинет заглянула Катя Калачева.
 – Вернулась, – радостно заявила она.
 – Сейчас, Катюша, подожди. Последний вопрос к вам, Николай Георгиевич, что за кейс, о котором вы говорили?
 – Мой кейс, – уныло ответил Кол, вспомнив о статье УК, – там у меня были… Вещи всякие, смена белья.
 – И он его украл? Кол нехотя кивнул.
 – И ничего ценного?
 – В денежном смысле нет, – нашелся Кол. – Там были вещи, которые имеют ценность лично для меня. Семейные реликвии.
 – Ничего интересного, Дмитрий Евгеньевич, – заявила Катя, когда дверь за Колом закрылась.
 Как и ожидал Самарин, никто из сотрудников Института славяноведения не сказал ничего, что могло бы помочь следствию. Глеб Сергеевич Пуришкевич был обычным сотрудником. В конфликты с начальством не вступал, плановые работы сдавал с разумным опозданием, дисциплину не нарушал и в пьянстве замечен не был. Большую часть присутственных дней проводил в библиотеке.
 О его личной жизни также удалось узнать не слишком много. Пуришкевич никогда не был женат и являлся, как выразилась моложавая дама в канцелярии, «очень преданным сыном». Бурных романов за ним не числилось, хотя был период, когда он начал проявлять внимание к юной библиотекарше Вике! Это проявлялось в том, что он на Восьмое марта принес ей цветы, а однажды во время обеденного перерыва даже пригласил в кафе «Мишень». Впрочем, это ухаживание так ни во что и не вылилось и Вика благополучно вышла замуж за другого сотрудника.
 – Нереализованные сексуальные потребности, диктат со стороны матери, невозможность преодолеть комплексы, – заключила Катя.
 – Все это напиши и сдай Березину.
 – Березину?
 – Теперь это дело ведет он.
 – А Вера?
 – О ней мне.
 – Девочка с такими приметами в последние дни никуда не поступала.
 Дверь четвертой палаты открылась, однако это был не врач, а дежурная медсестра.
 – Пуришкевич здесь? – спросила она.
 – Здесь, здесь, – встрепенулась Софья Николаевна.
 – Звонили снизу, там к вам срочно посетитель. Вы сможете спуститься?
 То, что произошло в следующую секунду, наблюдали разве что жители древней Иудеи, присутствовавшие при чудесах, творимых святыми. Умирающая женщина поднялась, ловко сунула ноги в тапочки и понеслась вниз по лестнице, забыв о существовании лифта.
Быстрый переход