Голембо с Завьяловой вышли проводить Веру до парадной двери.

– Вы можете не согласиться, однако мне жаль не только пострадавших, но и Жанну, – с некоторым вызовом произнес Голембо.

– Да, понимаю. Но… «Искусство требует жертв. Наука требует жертв. Все требуют жертв, одни жертвы ничего не требуют», – процитировала Вера невесело. – В том смысле, что попробуйте-ка вы рассказать о своей жалости родителям Маши Карпенко… Да молчите вы, догадываюсь, что вы им пенсию назначите. Но жизнь их дочери не вернете. Поосторожнее с марионетками, уважаемый Карабас-Барабас!

Голембо думал, что уже не удивится никаким словам этой загадочной женщины. Но не только удивился, а и почувствовал себя неловко. В очередной раз.

– Да-да, поосторожнее. А не то найдется на вас когда-нибудь свой Буратино. Разница между тем, чего человек хочет, и что на самом деле может, – это трагедия. Он считает, будто имеет право на что-то, и добивается, сметая все на своем пути… Но часто из этого получаются именно трагедии, потому что в действительности никакого права на то, чего добивался, он не имеет.

Вот с Алисой необходимо поговорить, расспросить о событиях десятилетней давности. Теперь, когда предстояло распутать все узелки того старого семейного дела, важной могла оказаться каждая, пусть даже самая незначительная мелочь. У Веры на этот счет имелась любимая фраза: «Мелочи не играют решающей роли, они решают все!»

Жить со своей родней в благоустроенной родительской квартире Алиса Старк не захотела. Она снимала двухкомнатное жилье в центре города. Зайдя, Вера по привычке принялась отмечать детали: обилие света, естественно вписанные в ниши бра, а в потолок – люстры. На стенах много японской графики. В нише незатейливый, но очень гармоничный сухой букет красно-желто-оранжевой тональности. В столовой – стол и стулья, выполненные в охристой и желто-телесной цветовой гамме. На столе коричневая ваза с желтыми цветами. На журнальном столике у мягкого уголка стоит и загадочно косит взглядом рыба-сувенир, вычеканенная из тонкого металла. Словом, современный уютный дом с обилием пространства, воздуха и света.

Вроде простой, без «наворотов», интерьер, однако через какое-то время замечаешь, что он принимает в себя и растворяет в себе. Даже голоса тут звучат тихо, успокоенно. Это пространство как-то нивелирует все громкое и резкое.

«Да, – подумала Вера, – человек, живущий в такой квартире, может забыть о депрессии».

Хозяйка угощала кофе. Пока они пили ароматный напиток из тонкого английского фарфора, гостья рассматривала обстановку квартиры. Алиса, словно отвечая мыслям Веры, говорила:

– Знаете, когда мне показали эту квартиру, я сразу в нее влюбилась! Может, я ее вообще куплю, если хозяева согласятся продать.

– Я вас понимаю, – улыбнулась Вера.

– И добавлю сюда старых вещей. Вера Алексеевна, я много путешествовала по городам Европы. Там все просто помешаны на прошлом. Всевозможные «бабушкины буфеты», ломберные столики, шкафы-гардеробы. А я люблю, когда вещи несут память… Какой смысл в предмете, если в нем нет души, корней, родословной?

– Вы, Алиса, ждете от интерьера, чтобы он, словно в волшебной машине времени, показал вам настоящее, прошлое и будущее? Вы мечтательница!

– Это плохо? – распахнула прозрачные глаза девушка.

– Это не хорошо и не плохо. Просто быть мечтательницей в наш прагматичный век трудновато.

– Трудно, – согласилась собеседница. – Зато чувствуешь себя живой… – Алиса вздохнула, села в кресло и посмотрела на Лученко с ожиданием.