Но я и Тианж счастливее вас! Представьте себе чудного божественного ребенка, в гнездышке зелени… белокурую головку молодой девушки, ангела во плоти!…
— Действительно, картина очаровательная! — прошептал Ришелье. — Короче говоря, вы вернулись сюда, ваше высочество, влюбленным по уши?…
— Я не знаю, как назвать это чувство, но знаю только, что оно вовсе не похоже на_то, что я испытывал прежде!… Этот светлый непорочный образ не выходит у меня из головы… Я, впрочем, чужд порочных желаний; да, господа, это новое чувство мне очень нравится…
— Платоническая любовь, — возразил Ришелье, — самый плохой вид любви, как говорят; мне она не знакома! Но она скоро изменится в другую, более естественную, ваше высочество; иначе вы не будете более Филиппом Орлеанским, регентом Франции!
— Успокойтесь, мой милый герцог! — продолжал регент со смехом. — Пока я все тот же и про меня еще не скоро придется сказать: «когда черт состарится…», остальное вы знаете…
— Да я в этом не сомневаюсь, ваше высочество… Позвольте спросить вас: где, в какой стороне встретили вы этот букет цветов с живущим в нем ангелом?
— Недалеко от Парижа… близ Сен-Жермена… Я охотился с де Тианжем в лесах Везине; мы ехали по узкой тропинке, как вдруг услышали чудное пение. Вы понимаете, господа, что я не мог устоять от любопытства, чтобы не взглянуть на певицу… Мы приблизились к опушке леса… Широкий ров преграждал путь… Наши лошади перескочили препятствие, и мы очутились в тенистой аллее меж высоких деревьев; минуты две спустя глазам нашим представился маленький домик, окруженный зеленью… У закрытого плющем окна сидела незнакомая певица, белокурое дитя, которое и похитило мое сердце…
— Вероятно, ваше высочество приступом взяли этот домик? — спросил Ришелье.
— Вообразите, подобная мысль мне и в голову не пришла! В продолжение нескольких минут я смотрел с немым восторгом на это неземное создание… Вдруг девушка вскрикнула, беспокойство и почти ужас выразились на ее личике. Она заметила нас. Я почтительно поклонился ей, повернул свою лошадь и ускакал, унося с собою этот милый образ, который никогда не изгладится из моей памяти. Ну, что скажете, герцог?
— Просто целый роман, — ответил Ришелье. — Нам остается только преклониться перед добродетелью вашего высочества! Уехать, не сказав даже слова этой несравненной девушке, это своего рода геройство!
— Но я ее увижу вновь, и, может быть, скоро… завтра же…
— И ваше высочество, увидав ее снова, вероятно, поймете, что при виде такой красоты уважение неуместно.
— Вы просто дьявол-искуситель, герцог!
— Я стараюсь лишь подражать вам, ваше высочество!… Вы мой учитель!…
— Однако же вы смелы! — сказал Филипп, нахмурив брови.
— Я имел несчастье обидеть вас, ваше высочество? — спросил Ришелье заискивающим тоном.
— Нет, герцог! — снисходительно махнул рукой герцог.
По данному регентом знаку, капельдинер отворил двери большой галереи и провозгласил:
— Его высочество регент…
Филипп, сопровождаемый своими приближенными, вошел в галерею; все почтительно поклонились, в том числе и виконт, который, увидав регента, сказал про себя:
«Это и есть регент! Он не дурен, но мой костюм в тысячу раз красивее его…»
Первое лицо, на котором остановился взгляд Филиппа, был де Салье. Улыбка, бывшая за минуту перед тем на лице регента исчезла, он стал серьезен.
— Господин маркиз, — сказал Филипп сухим тоном, — до меня дошел странный слух… Я отказываюсь ему верить… Мне сказали, что несколько дней тому назад вы женились…
— Вам сказали правду, ваше высочество… — ответил де Салье, покраснев. |