Врач нашей сборной сбился с ног, восстанавливая боеспособность команды. Кстати, несколько дней спустя Борис Сапроненков в интервью корреспонденту газеты «Советский спорт» скажет: «Когда-то мне довелось работать с лыжниками. Уж в чем в чем, а в терпении им не откажешь. Но у хоккеистов терпение особого свойства. Это терпение к боли, к травмам. Иному игроку наложишь в перерыве несколько швов, и он как ни в чем не бывало вновь выходит на лед. Вот такие они — наши ребята. На тривиальные синяки и шишки они просто не обращают внимания. Считается, что если их не получил, значит, играл не в полную силу».
После нашего собрания некоторые спортивные руководители тоже изъявили желание побеседовать с командой и с каждым игроком в отдельности — так сказать, для поднятия морального духа. Но это была бы уже «накачка», а она ничего хорошего не сулит. Тихонов проявил твердость, не допустив более никаких призывов и уговоров. Как опытный психолог (а хороший тренер обязательно должен быть психологом), он по нашим лицам угадал стопроцентную внутреннюю сосредоточенность каждого игрока, настрой на полную самоотдачу. «Накачка» могла вызвать раздражение, а у молодых хоккеистов — скованность. Тарасов, помню, в таких случаях не подпускал к команде никого из посторонних, какие бы высокие посты они ни занимали. Точно так же поступил и Тихонов.
Не стану подробно описывать матч: он еще у всех в памяти. 2:0 — таков его счет. Зрелищно это была не самая интересная встреча, однако по внутреннему напряжению поединок, безусловно, выдающийся. В первом периоде вратарь Шиндл стоял хорошо, но все же не уберег свои ворота от снайперского броска Кожевникова, который, кстати, был включен в олимпийскую сборную в последний момент. Во втором периоде удачным оказался кистевой бросок Крутова в дальний угол. Две ошибки защиты — два гола. А наша оборона в тот день действовала безошибочно…»
На той Олимпиаде Третьяк провел 6 игр и пропустил 4 шайбы. Его сменщику — Владимиру Мышкину — доверили одну игру, в которой он пропустил одну шайбу.
Музей-усадьба Архангельское — любимое место В. Третьяка
Последние матчи, или Коньки на гвоздь
После Олимпиады Третьяку от Министерства обороны дали ордер на новую трехкомнатную квартиру. Причем поначалу планировалась четырехкомнатная (в ЦК КПСС и в Моссовете были согласны), однако против выступило Министерство обороны: дескать, майор (а у Третьяка тогда было это звание) не может жить в четырехкомнатной — не дорос.
Тогда же ему предлагали уехать играть в Канаду, встать на драфт. Он мечтал играть в «Монреаль канадиенс» и был вполне к этому готов, поскольку считал, что у себя на родине уже всего добился: 13 раз был чемпионом СССР, дважды выигрывал Кубок СССР (1969, 1973), 3 раза — Олимпийские игры, 10 раз — чемпионаты мира и 9 раз — Европы.
В нем еще были силы лет на пять полноценной игры, но играть хотелось именно в Канаде. Однако его не отпустили, хотя канадцы предлагали советским властям хорошие деньги — миллион долларов.
Итак, не уехав в Канаду, Третьяк продолжал тренировки на родине. Правда, это уже не доставляло ему никакого удовольствия. От хоккея он откровенно устал. Даже в любимом Архангельском, где была база ЦСКА, ему становилось неуютно. По его же словам:
«В Архангельском теперь многое изменилось. Хоккеисты живут в трехэтажном кирпичном доме, где есть и сауна, и медицинские кабинеты, и видеомагнитофон. Но традиции времен Локтева и Фирсова остались прежними, и в этом — одна из причин стабильных успехов клуба.
Уже давно рядом не было никого из тех, с кем я начинал. Это тяжело, особенно когда выпадали часы отдыха. У молодых ребят свои интересы, свои любимые фильмы и мелодии. Меня уже не радовали ни рыбалка, ни шахматы, ни кино…
Обычно коротал время в разговорах с массажистом Сергеем Чекмаревым — он ближе по возрасту. |