Изменить размер шрифта - +
Надеюсь, Артура воспитание в римской семье не вовсе испортило — возможно, он и вырос могучим воином, но если он станет презирать Племена, править ему не суждено. Даже у Утера хватило мудрости это понять — недаром же он короновался на Драконьем острове.
— Артур — тоже, — отозвалась Моргейна. Ничего лучшего на ум ей не пришло.
— Верно. Что то я такое слышала и думаю, он поступил мудро. Что до меня, я честолюбива, Лот спрашивает у меня совета, и в нашей земле — покой и благодать. Священники, правда, на меня страх как обозлились: я, дескать, забыла свое место, подобающее женщине; небось считают меня этакой злой колдуньей или ведьмой, потому что не сижу я смирно и кротко за прялкой и ткацким станком. Но Лот священников ни во что не ставит, хотя подданные его — в достаточной мере христиане… по чести говоря, большинству их дела нет до того, кто таков Бог этой земли — Непорочный ли Христос, или Богиня, или Увенчанный Рогами, или белый конь саксов, пока земля родит хлеб и животы у них набиты. Сдается мне, оно и к лучшему: земля, в которой правят священники, это земля тиранов, как земных, так и небесных. Утер за последние годы несколько склонился к тому, скажу я тебе. Дай Богиня, чтобы у Артура оказалось больше здравого смысла.
— Артур принес клятву обойтись по справедливости с Богами Авалона, прежде чем Вивиана вручила ему меч друидов.
— А Вивиана отдала ему меч? — удивилась Моргауза. — Любопытно, что натолкнуло ее на эту мысль? Но довольно нам рассуждать о богах и королях, Моргейна, что тебя гнетет? — И, не дождавшись ответа, продолжила:
— Думаешь, я не в состоянии с первого взгляда распознать женщину непраздную? Игрейна ничего не заметила, но она способна видеть лишь собственное горе.
— Очень может быть, что и так, я участвовала в обрядах Белтайна, — с деланой небрежностью отозвалась Моргейна.
Моргауза рассмеялась про себя.
— Если у тебя это в первый раз, так в первый месяц или около того наверняка не скажешь, но удачи тебе. Лучшие годы для деторождения для тебя уже минули; в твоем возрасте я уже троих родила. Игрейне говорить не советую: она ныне слишком христианка, чтобы воспринять ребенка Богини как нечто само собою разумеющееся. Ну, да ладно, надо думать, со временем все женщины старятся. Вот и Вивиана наверняка уже в годах. Я ее не видела с тех пор, как Гавейн родился.
— По мне, она ничуть не изменилась, — заверила Моргейна.
— А на коронацию Артура она все таки не приехала. Ну что ж, мы и без нее справимся. Но не думаю, что она долго продержится в тени. В один прекрасный день, не сомневаюсь, она сделает все, чтобы котел Богини сменил на нашем алтаре чашу христианской любви наших пиров, и, когда день этот наступит, поверь, рыдать я не стану.
Моргейна похолодела от неясного предчувствия. Перед мысленным взором ее возникла картина: облаченный в рясу священник поднимает чашу Таинств перед алтарем Христа; ясно, точно наяву она видела преклонившего колени Ланселета, и в лице его отражался свет, равного коему она не видела прежде… Моргейна встряхнула головой, отгоняя непрошеное видение.
День коронации Артура выдался ясным и солнечным. Всю ночь со всех концов Британии съезжались гости — полюбоваться на то, как Артур будет коронован здесь, на острове Монахов. Были здесь толпы людей низкорослых и смуглых и люди Племен, в шкурах, в одеждах из клетчатой ткани, украшенные тусклыми самоцветами с Севера, — рыжеволосые, высокие, бородатые; и бессчетные римляне из цивилизованных земель. И еще — статные, светловолосые, широкоплечие англы и саксы союзных родов, обосновавшихся на юге, в Кенте, что приехали возобновить нарушенные клятвы верности. На склонах было не протолкнуться, даже на праздниках Белтайна Моргейне не доводилось видеть столько народу в одном месте и сразу, и девушка почувствовала страх.
Быстрый переход