— А я клянусь Кромом, — и тут влез неугомонный Повелитель Змей, — что никогда не забуду кабанчика!

— Еще бы, — ухмыльнулся Конан. — Ты сожрал добрых три четверти…

— Я? Да я укусил всего два раза!

Язвительно усмехнувшись, Конан хотел было добавить «и сто двадцать два в придачу», но тут показались парни, тащившие лодку, и первое же слово застряло у варвара в глотке.

Судно, предназначенное им в подарок, оказалось великолепно. Похожее на маленький корабль, оно обладало и красотою и прочностью. Пожалуй, о таком можно было только мечтать. Теперь спутникам не страшны штормы и течение непостоянной Мхете… Напрочь забыв о споре с прожорливым Повелителем Змей, Конан живо подошел к лодке, испытывая приятное чувство собственника, обозревающего свое сокровище. Он ощупал ее крутые бока, придирчиво осмотрел днище, поднял весла и со знанием дела постучал ими по воде (так покупатель проверяет на базаре лошадь перед тем, как отдать за нее деньги, и, будь у лодки зубы, Конан непременно полюбовался бы и на них). В этот момент сие деревянное чудо было для него таким же живым, как Трилле, Клеменсина, он сам и все, их окружавшие. С особым удовольствием увидел он на днище лодки огромный мешок, явно набитый снедью. Кроме того, здесь лежали: две пары совершенно новых штанов, два кинжала в кожаных ножнах, слиток золота, запасные весла и маленький пузатый бочонок с пивом. Такое богатство могло обеспечить путешественникам долгое и беспечное плавание.

Когда Конан вылез из лодки и обернулся к островитянам, они сумели прочитать в его глазах то, что он вряд ли решился бы сказать вслух. Сорок улыбок стали ему ответом.

Не меньше, чем киммериец, были поражены добротой этих несчастных людей и его спутники. Трилле заплакал как дитя, а Клеменсина сняла с запястья тонкую золотую цепочку искусной работы и, подойдя к прекрасному Ганимеду, надела ему на шею. Юнец отшатнулся было от нее, но Шениро, улыбаясь, сказал:

— Не бойся, Ганимед, ты не заразный. У тебя сухая форма проказы, а это совсем другое дело. Вот я…—

Тут улыбка сошла с его губ, и, прикрыв ладонью правую сторону лица, он отошел и встал за спину старику Льяно.

— Постой, Клеменсина, — буркнул варвар, отворачивая взор и запуская руку в карман.

К вящему изумлению и негодованию Повелителя Змей, у коего сразу высохли слезы на глазах, Конан достал тот самый золотой медальон, что был найден в песке у селения туземцев, а затем подарен вождю.

— О, брат мой… — пробормотал Трилле. — Но откуда же…

В ответ на это киммериец только пожал плечами. Приблизившись к Ганимеду, он снял с его шеи золотую цепочку Клеменсины, прицепил к ней медальон и снова повесил на шею парню. Еще он хотел сказать что-нибудь хорошее — и ему, и другим прокаженным, но язык так и не повернулся. Фыркнув, варвар посмотрел на девушку. Она поняла. Сделав шаг к островитянам, стоявшим в отдалении от них, Клеменсина приложила руку к сердцу и сказала:

— Может, в солнечную погоду Митра заметит блеск этой безделицы, что висит сейчас на шее Ганимеда…

Увы, более ничего подходящего в голову ей не пришло. Да и что с того, если Митра заметит блеск медальона? Не приладит же он Ганимеду новые руки! Не вернет же Шениро глаз, а старику Льяно пальцы на ногах!

Прокаженные тем не менее оценили эти слова. Разулыбавшись, они все потянулись к Ганимеду, желая поближе посмотреть на чудесный подарок гостей. Один Невида Гуратти проковылял к Конану, остановился в пяти шагах от него и прогудел:

— Не теряйте времени.