— А мне? — тут же влез Повелитель Змей. — Мне ты покажешь свою комнату?

Только сейчас Конан вспомнил вдруг, что Трилле тоже некоторым образом мужчина, а вспомнив, совсем уж было собрался отвесить ему оплеуху и вышвырнуть вон, но тут Лукресия подарила ему прелестнейшую — а главное, многообещающую — улыбку, и яростная вспышка в синих глазах потухла.

— Я то-оже хочу в ее комнату, — заныл Повелитель Змей, чувствуя, что и эта добыча ускользает от него. Ну почему все, решительно все достается одному лишь варвару? — Возьми-и меня с собой, Ко-онан!

Конан скрипнул зубами, однако сдержался; рука его потянулась к белому локону Лукресии, легко тронула его, потом медленно опустилась к виску…

— О, Конан… — с отвращением молвила Клеменсина. — Неужели ты снова собираешься делать то… то ужасное… которое… Похотливая туземка… Хижина… Красный полог…

Девушка окончательно запуталась, не зная, каким словом назвать то страшное, поразившее ее действо, какое варвар совершал с юной дикаркой. Лукресия же «похотливую туземку» приняла на свой счет. Нахмурив тонкие темные брови, она с видом собственницы дернула Конана за руку.

Он с готовностью поднялся. С самого мгновения, когда пальцы его коснулись гладкой бархатистой кожи аквилонки, мысль его не имела ни начала, ни продолжения — а только один конец; он не слышал слов Клеменсины, он забыл о Трилле; все существо его содрогалось от еле сдерживаемого желания, а в глазах, направленных на нее, уже горел огонь, именуемый страстью. Миг, полмига, и Конан опрокинул бы прелестную аквилонку прямо здесь, в зале…

— Идем же! — нетерпеливо воскликнула она, увлекая его к лестнице.

Тонко взвизгнула под ними первая ступенька, басовито звукнула вторая, чуть не проломилась третья.

Трилле и Клеменсина проводили парочку завороженными взглядами, затем в унисон вздохнули и вернулись за свой стол — продолжать трапезу.

* * *

— И что было потом? — Конан зевал, изо всех сил стараясь не заснуть — правда, в темноте сего не было видно, и все же Лукресия время от времени останавливала свой рассказ, настороженно прислушиваясь к его дыханию.

— Ты не спишь?

— Не сплю.

— А почему вздыхаешь?

— Тьфу! Да тебя слушаю, — с досадой отвечал варвар, поворачиваясь на другой бок — лицом к окну. После целой ночи любви что может быть приятнее (и в то же время утомительнее) увлекательной истории? — Так что было потом?

— Потом… У нобиля меня перекупил один купец… Толстая вонючая тварь… Полторы сотни монет, и я сменила великолепную золотую клетку на крошечную комнатушку, расположенную под самой крышей огромного несуразного дома, полного слуг и охранников. Но сначала был долгий путь… Мы плыли на галеоне по морю Вилайет, кочевали с караваном по туранским пустыням, тряслись на мулах по Кезанкийским горам, ехали на лошадях через Бритунию, Немедию, Аквилонию… О, когда мы проезжали мою родную Аквилонию, сердце замирало в груди моей, и слезы потоком лились из глаз… Если б я была свободна!.. Я могла бы отыскать мою тетю — она жила в предместьях Пуантена и окрестными жителями считалась колдуньей… Нет, не хмурься, мой варвар… Откуда я знаю, что ты хмуришься? Чувствую. Так вот: моя тетя умела лишь читать по звездам, не более. Даже мало-мальски простого заклинания она не знала…

Увы, в то время я была не властна над собой. Купец, мой хозяин, не отпускал меня ни на шаг. Его псы всегда находились рядом; они следили за мной и днем и ночью, и даже в интимный момент, когда я справляла естественные надобности, становились вокруг меня плечом к плечу… Фу!

Наконец мы оказались в Зингаре.