— Вы слышали о Лале Богини Судеб?

Общий тяжелый выдох был ему ответом.

— Так вот: я — его обладатель!

Тихий стон, смешанный с рычанием, был ему ответом.

Сервус Нарот снял с могучей шеи золотую цепочку, и все смогли увидеть, что на ней висит золотой ключик, такой крошечный, что вовсе теряется в толстых пальцах рыцаря. Потом хозяин вышел из помещения, оставив гостей одних догадываться о направлении его пути.

Настороженно косясь друг на друга, они стояли в ожидании Сервуса полукругом, и никто не решался заговорить. То ли сие казалось в данный момент кощунством, то ли свои, очень личные мысли занимали Умные головы коллекционеров. Хмурился белый медведь Лумо, отворачивая взор ото всех; покачивался с носка на пятку малыш Гвидо, явно едва удерживаясь, чтоб не засвистеть; кривил и без того сморщенную Рожу противный старик Заир Шах; улыбался чему-то Маршалл; хмурился Бенине, обнимая за плечи брата; сморкался в шелковый плат новоприбывший офирец; мрачно обменивались взглядами супруги.

Пеппо тоже думал о своем. Например, почему Сервус Нарот так жаждет показать свое сокровище непременно всем вместе? Разве для этого стоило собирать их в срочном порядке? Не проще ли было показать сначала им с братом, потом уж, как-нибудь на досуге, и аквилонцу, и старику, и шемиту… Странно… Очень, очень странно.

Он не успел не то что ответить на свои вопросы, но и задать их все. В проеме двери показался благородный рыцарь, тащивший под мышкой большой золотой ларец прекрасной работы, с кхитайскими рисунками на крышке. Не медля и мига, он аккуратно водрузил ларец на высокий стол красного тополя и золотым ключиком открыл массивную крышку…

* * *

Да, этим вечером все гости были подавлены увиденным, но на следующее утро все изменилось, и изменилось далеко не к лучшему, так что о каком-то настроении вообще не могло быть и речи. Дело в том, что ближе к полудню обнаружилось, что Сервуса Нарота все-таки убили…

Глава пятая. Убийство

К утренней трапезе хозяин не спустился, и Ламберт, сноровисто обслуживая гостей, беспрестанно ворчал себе под нос всякого рода ругательства в адрес лентяев, что готовы нежиться в постели и ночь и день напролет. Кстати, к лентяям относился и белый медведь Лумо, который тоже пока отсутствовал.

Пеппо, по молодости лет не особенно угнетенный вчерашним созерцанием неземной красоты камня Богини Судеб, фыркал, слушая излияния старого слуги. Правда, всю ночь ему снились хризопразы, рубины и бриллианты, но утром все забылось, и настроение сохранилось ровное — такое, как всегда.

Остальные, по всей видимости, не могли похвастаться тем же. С прежним аппетитом поглощая фазанов, только снятых с вертела, они хранили молчание — угрюмое, тяжелое, отстраненное. Сокровище Сервуса Нарота, цены не имеющее, поразило их до глубин души. Наверняка все они, думал юноша, преисполнились зависти и теперь ломают головы над тем, как бы и где бы приобрести нечто подобное по великолепию и силе. Только Гвидо и этот офирец — Леонардас — хранят спокойное, вовсе не замутненное дурными мыслями выражение лица…

— Да что ж это такое! — вдруг нервно воскликнул Бенино, швыряя на стол надкусанный персик. — Ламберт! Сходи к хозяину, позови его к столу!

— Слушаю, господин. — Довольный приказанием (сам он не осмелился бы потревожить рыцаря), старый слуга стрелой метнулся к лестнице.

Пеппо нахмурился: раньше Бенине не позволял себе так вольничать в чужом доме. Странно… Сквозь опущенные ресницы он внимательно всмотрелся в лицо брата и еще раз повторил себе: «Странно…» Глаза с расширенными зрачками блестят, лицо бледно, как бывает с ним лишь после бурно проведенной ночи, а тонкие пальцы ни мига не находятся без движения…

— Надо и Лумо разбудить, — вздохнул Гвидо, поднимаясь.