Антуан вновь посмотрел в окно, стараясь разглядеть, что же такого нашла его возлюбленная в этой такой обычной на вид девушке. В его сердце полыхнула ревность. "Почему она?" – вопрошал его взгляд.

Из-за этого Антуан забылся, и не заметил, что его присутствие обнаружено. Он едва не подпрыгнул, когда за его спиной раздался такой тихий, такой знакомый голос:

– Ты бы очень разочаровал меня, Антуан, если бы я чего-то подобного не ожидала. Ты ведь так и не смог смириться с моими словами.

– Менестрес, прости, но я… – Антуан чувствовал себя неловко, как нашкодивший ребенок. – Я… просто…

Вампирша жестом призвала его к молчанию:

– Не здесь, Антуан. Идем домой, нам нужно поговорить. Серьезно поговорить.

И королева вампиров взмыла в воздух. Антуан вздохнул и последовал за ней.

Пока они добирались до замка, Менестрес не проронила ни слова. Антуан уже приготовил себя к самому худшему. Да, его возлюбленная не злопамятная, она всегда прислушивается к голосу разума. Но ему показалось, что его поступок очень разозлил и обидел вампиршу.

Когда они поднимались в ее кабинет, находящийся прямо за библиотекой, Антуан подумал, что лучше бы она влепила ему пощечину, или еще что сделала, но не молчала так. А Менестрес шла, гордо выпрямив спину, и ни разу даже не посмотрела на него. Когда за ними захлопнулась дверь, Антуан уже был готов пасть на колени и вымаливать прощенье всеми доступными способами. Но не успел.

Менестрес, развернувшись, села в кресло с высокой резной спинкой и жестом предложила сесть Антуану. Тот безропотно повиновался, и только тогда королева вампиров заговорила:

– Тебе не помешало бы иметь немного больше терпенья, Антуан.

– Прости, – вздохнул вампир. – Но эти каждодневные исчезновения… Я ведь надоел тебе, правда?

– С чего ты взял? – удивлено взметнула бровь Менестрес.

– Ты… ты так смотрела на ту девушку. Ты ведь любишь ее, я прав, не так ли?

– Прав, люблю. И очень долго.

– Я понял тебя. И я уйду. Только почему тебе было сразу прямо не сказать мне об этом?

С минуту Менестрес, не мигая, смотрела на него, а потом рассмеялась. Веселым, заразительным смехом, чем вызвала полное недоумение Антуана. А когда отсмеялась, то проговорила:

– Такое лицо надо видеть! Ты поторопился и сделал неправильные выводы, Антуан.

– То есть? – он совсем перестал понимать, что твориться. Смеются над ним или нет.

– Ты предположил то, чего более всего опасался, – Менестрес говорила очень спокойно. – Но ты ошибся.

– В чем же? Ты же сама призналась…

– Что люблю Шерри? Это так. Люблю всем сердцем и душой, как только можно любить дочь, пусть и приемную. И не важно, сколько перерождений пройдет.

Антуан нервно сглотнул, и ему потребовалось усилие, чтобы проговорить:

– Приемную… дочь?

– Да, – Менестрес резко поднялась и, подойдя к окну, проговорила, обняв себя за плечи, – Эта история уходит корнями в глубину тысячелетий. Даже странно, что прошло столько времени, – и уже другим, каким-то чужим и холодным голосом, – Все, кто знают эту историю, принесли клятву крови о неразглашении. Только двое могут ее рассказывать, если возникает серьезная необходимость, взяв предварительно клятву. И одна из этих двоих – я.

Антуан встал и тихо обнял свою возлюбленную, но та никак не прореагировала, лишь продолжила:

– Я не хотела тебе говорить, не хотела посвящать тебя. Не из-за недоверия, а потому, что это бремя не из легких. Но ты не оставил мне выбора. Поэтому я спрашиваю тебя: готов ли ты, Антуан де Сен ля Рош, принести клятву в том, что рассказанное мной, никто и никогда не узнает от тебя, и ты не будешь обсуждать это ни с кем, кроме посвященных.