Таррэн отмахнутся от снова раскрывшего рот воеводы, а затем ушел, плотно прикрыв за собой дверь.

— В чем дело? — непонимающе обернулся к Шранку Линнувиэль.

— Хоть ты не лезь, ушастый! — неожиданно огрызнулся Страж. — Если бы не твоя дурость…

Он сплюнул и ушел обратно во двор, едва не хлопнув напоследок дверью. Но вовремя вспомнил, что наверху слишком долго не приходит в себя вожак, и сдержался. Нет уж, Белку лучше не трогать, не будить до срока, пока не восстановится. Он прекрасно знал некоторые особенности ее организма. Однако Таррэн не зря тревожился, ни на шаг не отходил от ее постели: за тридцать лет, что она руководила стаей, еще ни разу не было, чтобы периоды сна длились больше трех дней. Никогда, даже если ее раны были очень тяжелы. А тут из-за какого-то остроухого уже четвертые сутки ни намека на пробуждение. Ни-че-гошеньки. Кажется, она перенапряглась, слишком много сил потратив на дрянную эльфийскую песнь, и ушастый повелитель извелся, страшась оставить ее одну даже на миг. Вон до чего дошел — от сна отказался, старательно прислушивается к узам, но они, видно, молчат, иначе не скрипел бы он так зубами. Без конца считал редкие вдохи и выдохи, скрупулезно вымерял паузы между ними и каждый раз с замиранием ждал: а не окажется ли какой-то из них последним? Так уже было однажды, и тогда он едва успел. А сейчас снова этот ненормальный ритм, заставляющий кусать губы в ожидании самого страшного.

Линнувиэль плавно свел брови к переносице и обернулся к сородичам:

— Сартас, что происходит?

— Со своими делами сперва разберись, — неприветливо буркнул тот. — А потом в чужие лезь.

— Я в порядке, — нетерпеливо бросил хранитель, чувствуя стремительно нарастающее беспокойство. — Что с Беликом?

— Это не наше дело.

— Что случилось с Беликом? — раздельно процедил Линнувиэль, с каждой секундой тревожась все больше. — Корвин! Маликон!

Перворожденные угрюмо промолчали, и вот тогда он окончательно разозлился. Зеленые глаза хранителя хищно сузились и загорелись, сильные пальцы намертво вцепились в стол. Под ними немедленно задымилась столешница, в воздухе ощутимо запахло гарью, а еще через миг по таверне поплыла первая струйка дыма, несущая с собой отчетливый привкус паленой древесины.

Атталис попятился, не отрывая беспокойного взгляда от взбешенного мага, готового в любой миг полыхнуть, как сарай с сухим сеном. Если сорвется, то треть человеческого города окажется в руинах, а от просторной таверны останется лишь глубокая, дочерна выжженная изнутри и покрытая жирной копотью воронка. Хоть хранитель и младший, но силушки у него будет поболе, чем у всех равных, вместе взятых.

Темные отступили, запоздало вспомнив, с кем имеют дело.

— Итак? — зловеще улыбнулся Линнувиэль, сминая пальцами прочное дерево, как простую бумагу. — Я услышу наконец ответ на вопрос?

— Белик спит, — нервно повторил Корвин, опасливо следя за ползущей к его сапогу огненно-зеленой змейкой, и на всякий случай напомнил: — Тебе нельзя пользоваться магией!

— Это уже моя забота. Так почему малыш все еще спит, хотя мне помнится, что время для сна давно уже прошло?

— Мы не знаем. Лорд Торриэль не соизволил объяснить, — попятился Маликон сразу от двух злобно шипящих «змей». — Белик что-то сделал, когда ты умирал, сумел вернуть через песнь и… хватит! Перестань! Я не знаю подробностей! Потом он ушел, и никто не знает, что случилось! Мы с тобой занимались, чтоб не сгорел, как свечка! А Белика Шранк нашел только через полчаса, когда выяснилось, что у него кровь носом пошла! Вот с тех пор пацан в себя и не приходит, а лорд Торриэль с ним сидит почти безвылазно! Теперь доволен?!

Линнувиэль замер, не замечая, как зеленоватый огонь упорно поднимается по одежде, не причиняя ей вреда, а потом все быстрее расползается по округе, жадно пожирая то, до чего мог дотянуться, — деревянную лавку, стол, глиняные миски, чужие добротные сапоги… Корвин с проклятием отпрянул, стряхивая с себя изумрудные искры.