А это — капитан из разведотдела корпуса фон Шверднер, — указал на высокого, чуть пониже Власова, статного офицера с двумя железными крестами на груди.
— Значит, вы и есть генерал-лейтенант Власов, я вас правильно понимаю? — покачался на носках до блеска надраенных сапог фон Шверднер. И Власов без переводчика уловил смысл сказанного.
— Да, это я, — по-немецки, и как можно тверже, подавляя волнение, заверил его генерал.
— Командующий противостоящей нам 2-й Ударной армией? — теперь уже переводил лейтенант.
— Из некогда противостоявшей, — перешел Власов на родной язык, не полагаясь на свое знание немецкого. — Вообще-то я был заместителем командующего фронтом, но в сложившейся фронтовой ситуации вынужден был принять командование 2-й Ударной армией.
Однако капитана-разведчика интересовали не тонкости их переговоров и не точность в выражениях.
— То есть вы готовы документально удостоверить свою личность? — спросил он.
— Сразу чувствуется, что перед тобой — разведчик, — едва заметно, судорожно улыбнулся Власов.
Генерал достал из нагрудного кармана удостоверение заместителя командующего Волховским фронтом, на котором рукой штабиста было еще и начертано: «командующий 2-й Ударной армией», и протянул капитану. Тот долго рассматривал его, затем удивленно ткнул в корочку пальцем и показал Власову.
— Чья это подпись, господин генерал?
— Верховного главнокомандующего, Сталина.
— Совершенно верно, Сталина, — самодовольно подтвердил капитан. — Я запомнил ее по фотокопиям некоторых секретных документов. Обязательно сохраните это удостоверение.
— Для чего? — удивленно уставился на капитана Власов.
— Чтобы рядышком появилась подпись фюрера, — холодно ухмыльнулся тот.
— Вы думаете, что?..
— Возможно, кому-то из наших генералов удастся уговорить фюрера поставить и свою подпись, и тогда вы станете обладателем уникального документа. А пока что — прошу, — неохотно вернул удостоверение командарму. — Храните. И, пожалуйста, в коляску мотоцикла.
Лейтенант тут же приказал одному из мотоциклистов приблизиться к воротам и, пересадив пулеметчика на запасное колесо третьего мотоцикла, рукой указал русскому генералу на освободившуюся коляску.
— В трех километрах отсюда вас ждет штабная машина, господин генерал, — объяснил капитан.
— Именно меня? — зачем-то уточнил командарм.
— Всех остальных генералов и полковников вашей разгромленной армии мы уже выловили, — самодовольно объяснил капитан. — Одних отправили в лагеря, других пристрелили. Некоторые сами предпочли застрелиться, — снисходительно окинул он взглядом блудного генерала, — но таких, на удивление, оказалось немного. Точнее, крайне мало.
Власов недовольно покряхтел и опустил глаза. Он прекрасно понимал, на что намекает этот разведгауптман.
— Наши офицеры предпочитают гибнуть в боях, — едва слышно проговорил он, заметно растерявшись перед таким морально-этическим натиском немцев. Сбивал с толку сам подход к его пленению. Казалось бы, они должны радоваться, что в руки им попал сам командующий армией. — И потом: стреляться или сдаваться — это вопрос выбора.
— И как давно вы сделали свой выбор — сдаться?
— О деталях мы будем говорить с генералом Линденманном, — заносчиво ответил Власов. — Главное, что я этот выбор сделал.
— Если генерал-полковник Линденманн захочет вас принять, — сбил с него спесь капитан. |