Миранис жестом подозвал телохранителя. И когда Рэми подошел и встал рядом, неожиданно сунул ему в руки послание.

Зачем? Рэми и сам не знал. Видимо, ему никогда не будет дано понять насмешливого Мираниса.

«Придешь ко мне ночью, мой принц, — плясали коряво выведенные буквы на изящном нежно-розовом листке тонкой бумаги.

— В одном плаще и с моим подарком на шее».

— Видишь, — усмехнулся Мир, возвращаясь к столу и доставая что-то из ларца. — Ты, как всегда, беспокоишься зря.

Рэми вздрогнул. Действительно ли в голосе принца проскользнула тень заботы или все же, как всегда, издевка? В пальцах Мира мелькнуло нечто прозрачное, подвешенное на тонком шелковом шнурке. Лишь спустя мгновение телохранитель понял что вырезанная из горного хрусталя статуэтка Аниэлы, богини любви.

Некоторое время Мир вертел в пальцах незатейливый, продаваемый у храмов амулет, прежде чем повесить его на шею.

— Мы закончили, — приказал он, отходя к окну. — Думаю, сегодня мне пора отдохнуть…

Это уже было на него похоже: поддаться капризу и забыть обо всем ради какой-то любовницы.

Рэми не возражал — не положено ему возражать. Другим телохранителям было позволено, но Рэми — нет.

Телохранитель украдкой вздохнул, подошел к столу, опустил записку Леры в пустой ларец. Пальцы нечаянно коснулись крышки, всего на мгновение, но и его было достаточно, чтобы у Рэми перехватило дыхание. Вздрогнув, он задел все еще лежащие на столе листки с посланием, и те с легким шелестом посыпались на пол. Наследник обернулся.

— Прости! — Рэми бросился собирать рассыпанные страницы.

Надо стянуть с принца эту игрушку! Разгневается Мир, сомнений нет, но надо стянуть… Надо решиться, встать и стянуть… сейчас!

И тут взгляд, как нарочно, выдернул со страницы выведенные каллиграфическим почерком слова: «Будьте осторожны, наследный принц. Наши источники говорят, что вы в опасности. А как вы знаете, что наши источники ошибаются редко».

— Пошел вон, ублюдок!

Рэми вздрогнул.

— Вон!

Разжались пальцы. Упали на ковер листы, накрыв красное кремово-желтым… И непривычно трудно было поднять взгляд, посмотреть на принца, убедиться…

Лицо Мира стало вдруг чужим, перекосилось бешенством, в уголках рта выступила кровавая пена, и медленно, но неотвратимо загорались синим светом глаза…

Рэми не верил в то, что видел. Использовать против собственного телохранителя магию? Мир не может!

Может. Смотрит с ненавистью, медленно переворачивает на пальце кольцо камнем внутрь, заносит руку…

Хлесткий звук пощечины. Тут же — боль. Липкое, теплое из распоротой кольцом щеки…

Рэми еще не верил. Но его тело — да.

Откатиться в сторону, уйти от пинка. Среагировать на свист. Увернуться. Не смотреть на торчащий из драпировки кинжал.

И вновь отлететь к стене, когда бьет невидимой волной в грудь, оглушает.

— Я сказал, убирайся! — орет Миранис, осыпая Рэми ударами.

Отзываются болью ребра. Но боль уже не глушит — отрезвляет, и на помощь телу приходит разум. Встать. Забыть, что это принц. Ответить ударом на удар и… напасть…

— Прекрати! — голос принца, спокойный и ровный, как всегда, действует мгновенно.

Тяжело дыша, Рэми замирает. Стены комнаты, вертевшиеся перед глазами, останавливаются, воздух перестает быть густым, свет бьет по глазам, и Рэми мигает, смахивая с ресниц набежавшую слезу…

В кабинете царит разгром: кругом капли крови (слава богам, его, Рэми, крови), разбросаны по полу книги, разбито зеркало, Рэми сидит посреди этого разгрома верхом на принце, лишив наследника трона даже шанса двинуться.