Маленькие глаза Ла Бушери неохотно засветились от уважения при виде приближающегося всадника в форме, даже несмотря на то, что все мышцы его грузного тела напряглись в ожидании худшего. Но стражник в алой накидке и золотом шлеме лишь мельком глянул на простых людей в простой машине. Его шлем был лихо сдвинут набекрень, а накидка развевалась над лошадиной спиной и поблескивающим крестцом. Он проехал мимо – и Ла Бушери, будучи выдающимся денди даже в эпоху денди, позавидовал одеянию алых с золотом цветов и великолепной лошади, натертой воском до яркого блеска…

У Хэвершема не возникло таких чувств. Его мысли занимал только новорожденный сын, находящийся в огромной больнице, возвышающей над ними. Он пристально посмотрел на Ла Бушери и дернул головой в сторону удаляющегося всадника.

– Иногда мне кажется, что ты завидуешь этим павлинам, – заметил Хэвершем.

– Я мог стать одним из них, – медленно ответил толстяк. – Мог стать… Лидером. – Под толстой маской жира вновь выступили очертания черепа, а в глазах сверкнула злоба. – Но не стал. И никогда не стану, особенно теперь.

Но Хэвершем пропустил это мимо ушей.

– Мой сын… они его не получат. Я не отдам его в лидерские ясли и не позволю всю жизнь работать на правосудие. Правосудие! Сотню лет назад еще может быть, но только не сейчас.

– Возможно, они и не возьмут его, – сказал Ла Бушери.

– Возьмут. Предварительные тесты показали, что его способности превосходят порог… значительно превосходят. Они возьмут его, если смогут.

– Поглядим, – серьезно ответил Ла Бушери. – Наверное, уже пора, Джон. Нельзя заставлять ждать их. Знаешь, ты же всего лишь отец.

– И простолюдин, – проворчал Хэвершем.

Он нажал кнопку двери и вышел из машины, чтобы секунду постоять в тишине, любуясь холодным великолепием больничной башни, возвышающейся, как зиккурат, среди залитых лунным светом садов на террасе, украшенной балюстрадами и изящными балконами в стиле рококо. Над центральной башней нависала гигантская мраморная фигура слепой богини с весами в руке – богини правосудия, являвшегося символом мира 1970-ых годов, где никакого правосудия не было и в помине.

Хэвершем взглянул на огромную статую. Затем содрогнулся и повернулся к Ла Бушери.

– Если у нас ничего не выйдет… – начал он.

– Я сделаю, что смогу. Я заберу твоего сына, если получится. И дам ему правильное воспитание.

Тут Хэвершем почувствовал какой-то холодок и сверхъестественное предчувствие будущего. Он посмотрел на Ла Бушери, тайного вождя фрименов, внезапно прояснившимся взглядом, и плоть, казалось, отслоилась от круглого лица, оставив лишь голый череп. И еще кое-что. Яркое пламя, сияющее неутихающей яростью, и загадочные мотивы, сделавшие Ла Бушери тем, кем он являлся, человеком, бросившим вызов целому миру.

– Удачи, – пожелал Ла Бушери.

Хэвершем молча кивнул и повернулся к сводчатому входу в больницу. Под фиолетовой туникой он чувствовал два громоздких пистолета, надежно спрятанных в экранированные кобуры, непроницаемые для лучей металлодетектора. Носить такое оружие, разумеется, считалось государственной изменой. В мире, где правили Лидеры, можно было владеть только смехотворными игрушками, называющимися световыми мечами.

Хэвершем пожал плечами. По всей вероятности, ему все-таки придется воспользоваться пистолетами.

Пару лет назад фойе больницы было белым и пустым, как греческий театр, но современная мода настигла это место и подавила простоту. Теперь на стенах висели полосы узорчатого искусственного бархата, а деревянные стойки ожидания заменили на мягкие диваны богатых, насыщенных цветов. Все больницы, служащие Лидерам, могли позволить себе подобные излишества.