Еще момент. Мы говорили, что удовлетворение инстинк­тов приносит животному удовольствие, но, победив в себе инстинкты, человек получает удовольствие от своего твор­чества, от уважения людей, от сознания своей полезности. Животному эти удовольствия не доступны, для него они просто не существуют. Помните «Песню о Соколе» Горького? Уж совершенно не понимает, о чем говорит Сокол. Соколу доступны и удовольствия от удовлетворения животных ин­стинктов, и человеческие удовольствия, а Ужу нет, для Ужа пределом является то, что дала ему природа, и он не пони­мает человека, хотя оба говорят на одном языке. Язык, сло­ва понимает, а о каком удовольствии идет речь — нет!

Из этого попутно следует, что если не воспитать из ре­бенка человека, то он останется животным с ограниченным мироощущением, с ограниченным комплексом удовольст­вий. Не воспитать из ребенка человека — значит, его обво­ровать, хотя сам ребенок об этом и не догадается, как не до­гадывается ни о чем таком боров, наевшийся пареной ку­курузы и лежащий в теплой луже. Он счастлив, он на верху блаженства.

Еще об инстинктах. В принципе и животное может по­давить инстинкт. Скажем, ваш пес во время прогулки ка­ждые пять минут задирает заднюю лапу, а в доме часами терпит, подавляя в себе инстинкт удовлетворения естест­венных надобностей. Но этот инстинкт пес подавляет дру­гим — инстинктом самосохранения, иначе ему будет больно. А человек подавляет инстинкты только умом, он не возьмет чужого не потому, что ему будет после этого больно, а по­тому что человек так не делает. Животное будет мучиться, сожалеть, что не взяло, побоявшись наказания. А человек об этом и не вспомнит, у него инстинкты стоят в строю по стойке «смирно». И он отпускает их порезвиться толь­ко тогда, когда его чести и человеческому достоинству ни­чего не грозит.

Отсюда следует, что Делом воспитания, за которое дру­гие люди согласны платить, между прочим, и деньгами, а не только уважением, является воспитание человека — живого существа, способного сдерживать свои животные инстинк­ты без душевных мук. Зачем обществу людей иметь среди себя животных? Ведь они, животные, ненасытны и ради удо­вольствия удовлетворения инстинкта способны на любую подлость, они не будут участвовать в самозащите общест­ва, они обуза для него.

Поэтому в процессе воспитания детей момент или вре­мя, когда ребенок становится способным одним умом по­давить свои инстинкты, является временем перехода его из статуса животного в статус человека. Не перейдет — зна­чит останется животным, несчастным животным среди лю­дей. Это животное не будет служить Народу: инстинкты не позволят, животное, повторяем, подчиняется только своим инстинктам. Перед нами как Законодателем стоит важнейшая проблема: нам нужно, чтобы избиратели были людьми. А добиться этого можно только воспитанием в детстве.

Церковь — организация мудрая и прагматичная. Она оце­нивает людей, не впадая в эйфорию, она видит в них толь­ко животных. Подавить инстинкт животное может только другим инстинктом. И церковь использует инстинкт само­сохранения, самый сильный инстинкт, для удержания жи­вотных в рамках человеческих моральных норм. Она гро­зит человеку страшными муками в аду и обещает приятное ничегонеделание в раю.

Законодатель без труда удержит избирателей в рамках человеческих моральных норм при обычных обстоятельст­вах. Но он бессилен у избирательных урн, когда контроль над избирателями утрачен. Вот проблема!

Воспитывать из животных людей придется всеми доступ­ными способами: поможет церковь — давай церковь, помо­жет искусство — тащи искусство. Как угодно, но мы обяза­ны вернуть человеческий облик своим избирателям.

Никто и никогда не «охранит» честь и достоинство жи­вого человека, это может сделать только он сам.